Одним из самых ярких впечатлений от этого похода было посещение залежки тюленей-антуров в бухте Запалата. Антур, или островной тюлень, — один из самых красивых тюленей нашей фауны. Долгое время его считали подвидом ларги — дальневосточной формы обыкновенного тюленя. Сейчас многие зоологи считают его отдельным видом. Во всяком случае, он заметно отличается от типичной ларги, имеющей серую окраску с темными крапинами. Окраска антуров разнообразна — от золотистой до почти черной с красивыми кольчатыми пятнами. Детеныш антура родится, имея окраску, сходную с окраской взрослых, и с рождения начинает плавать. Иными словами, он не проходит фазы белька, так характерной для многих тюленей.
В бухте Запалата
Как будто специально для нашего похода, когда мы выходили из домика в бухте Глинка, было чудесное солнечное утро. Такая погода на Командорах выдается нечасто. Перевалив через хребет острова, мы стали спускаться к противоположному берегу в районе мыса Палата. Спустившись до верхнего края крутого обрыва, мы двинулись вдоль него. Послышался глухой шум прибоя, и внезапно перед нами открылась, как в гигантской коробке, окруженная скалистыми обрывами бухта Запалата. Невозможно представить более красивое и величественное зрелище. Причудливая игра потоков ветра гнала волны в разные стороны от центра бухты. На скалах, торчащих из воды, сидели многочисленные птицы: на одной белели чайки, на другой чернели силуэты бакланов. В центре была плоская каменистая отмель, на которой лежали тюлени.
Звери млели на солнце, изогнувшись, как лодочки. Необыкновенной, торжественной музыкой звучал в этой скалистой коробке океанский прибой. Мне было тогда сорок пять лет, и я был далек от мысли о смерти. Но почему-то подумалось, что именно в таком месте хотелось бы закончить жизнь — чтобы звучала музыка настоящей природы и чтобы перед глазами были дикие, живущие своей жизнью звери.
Вот этим воспоминанием мне и хотелось закончить свои очерки о Командорах.
Глава седьмая
Моржи на острове Аракамчечен
Осенью 1977 года наконец осуществилась моя давнишняя мечта — я еду на лежбище моржей. После поездок на Камчатку и Командоры я знал, что в краях, где путешествовать приходится почти исключительно по воде или по воздуху, длительность пути целиком зависит от капризов погоды. Чукотка отнюдь не является исключением. Но в этой поездке мне неизменно сопутствовала удача. Я ехал в составе совместной экспедиции Московского университета и Академии наук, но когда выезжал из Москвы, экспедиция была уже на месте. Ее руководитель Я. С. Богословская оставила мне на почте поселка Провидения письмо с подробными инструкциями. От Москвы до Провидения я добрался без малейшей задержки. Прибыв в поселок в пятницу вечером, я думал, что лишь в понедельник смогу начать хлопоты, связанные с самой короткой, но самой трудной частью пути: мне нужно было попасть на восточную оконечность острова Аракамчечен, отделенного от Чукотского полуострова проливом Сенявина. Но обстоятельства сложились настолько счастливо, что в понедельник, 31 августа, утром, я уже был на борту гидрографического судна, отправлявшегося в чукотско-эскимосский поселок Янракыннот, чтобы привезти оттуда детей в школу-интернат. По пути команда судна любезно согласилась высадить меня на Аракамчечене.
Очень радостное чувство было от встречи с морем, от летающих над водой глупышей и топорков — картины, так знакомой по Камчатке. Первых моржей я увидел к вечеру, когда мы подходили к острову. Вдалеке над водой то и дело вздымались быстрые кустистые фонтанчики белых брызг, а местами можно было видеть качающиеся на волнах головы зверей. Морды их торчали кверху, а клыки были направлены горизонтально. Я сразу же вспомнил две точно такие же головки моржей на звене вырезанной из кости чукотской цепочки, которую когда-то видел на выставке. Впечатление совпадало удивительно.
Когда меня высаживали на остров, были густые сумерки. Я рассмотрел лишь полого-холмистую равнину, палатки над береговым обрывом, около которых горел огонек. Я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь в Северных Кызылкумах — до того характер местности и обстановка казались похожими. Меня встретили Т. Ю. Лисицына и А. А. Кибальчич, с которыми мне предстояло прожить на острове три недели.
Утром мы втроем отправились к лежбищу. Для этого надо было пройти около километра по волнистой тундре, в облике которой и днем было много общего с пустыней, хотя низины во многих местах были заболочены, а в некоторых из них располагались озера. Сходство с пустыней усиливали многочисленные норы арктических сусликов. Около некоторых из них можно было видеть самих зверьков. Мы прошли мимо маяка со старым гнездом ворона (тоже как в пустыне!) и приблизились к береговому обрыву. Первый же взгляд вниз ошеломлял. Под стометровым обрывом находился песчано-галечный пляж шириной примерно 50 метров. Этот пляж сплошь покрывали огромные тела зверей, которые выглядели до странности плоскими. Все лежбище казалось огромным ковром охристо-золотистого цвета, инкрустированным множеством клыков, причудливо разбросанных парами по его поверхности. Неожиданно было и то, что клыки у зверей не белые, а желтые. Этот ковер простирался вдоль берега более чем на километр и оканчивался как обрезанный ножом: у края лежбища звери лежали так же плотно, как и в центральной части.