Серо-пятнистая самка
Утельга-крылан. У более старых особей пятна темнеют и на морде сливаются в одно
Скользит, перебирая передними ластами…
Утельга угрожает
Утельга отгоняет чужого детеныша и другую самку
Некоторые самки были с детенышами, другие без них. Но здесь уже прошла промысловая бригада. Некоторые одинокие самки явно разыскивали своих детенышей, двигаясь по их следу. Уткнув нос в поверхность льда, они шли коротенькими толчками, совершенно не работая конечностями. Передние ласты были вытянуты «по швам», и самки лишь слабо загребали грудью. Когда одинокая самка приближалась к чужому детенышу, его мать принимала позу угрозы, вытягивая вверх шею и голову. Усы топорщились, как крылья, ноздри раздувались, и самка издавала тягучую трель. Иногда она при этом скребла когтями снег. Некоторые самки бросались на подошедшую, «наезжали» на нее грудью и царапали когтями. Надо сказать, что самки, особенно старые, энергично защищают детенышей и от зверобоев.
Белек играет
Кричит…
Спящий белек
При моем приближении некоторые самки поспешно убегали, косясь на меня. Другие же угрожающе вытягивали шеи, заводя свои трели. К одной такой самке я подошел вплотную и стал ее рисовать. Это была средневозрастная утельга с еще не полностью сформированной окраской крылана. Я сидел около нее спокойно, и она тоже скоро успокоилась и перестала обращать на меня внимание. Она то засыпала, то кормила своего детеныша. Детеныш, наевшись, засыпал, а проснувшись, начинал играть. Детенышей, играющих друг с другом, я здесь не видел. Игра заключалась в порывистых движениях и переворотах на льду. Когда самка переходила на другое место, детеныш следовал за ней. Приближавшихся чужих детенышей утельга отгоняла так же, как и других самок. С разных сторон слышались крики детенышей — протяжное и жалобное «ма-а-а-а». Один белек свалился в разводье и долго не мог выбраться на лед.
Лежащая утельга-крылан
Когда я отправлялся на лед, мне было велено возвращаться не последним рейсом со всей бригадой, а предпоследним. Внезапно вблизи появился вертолет, и радист махнул мне рукой. Я только что по-настоящему вошел в азарт работы, но надо было подчиняться. Я побежал к вертолету, который стоял на льду, работая винтом на полных оборотах. Вертолеты на лед по-настоящему не садятся, они держатся на работающем винте, лишь касаясь льда колесами. Ведь иначе, если лед даст трещину под тяжестью машины, она не успеет раскрутить свой винт. Не имея опыта, я быстро побежал к машине, забыв, что вблизи ее корпуса — сильнейший воздушный поток. С меня слетела шапка, и рисунки мои разлетелись по льду. Наскоро собрав их и прижав к себе, я подбежал к вертолету. У самого корпуса машины воздух был абсолютно спокоен. Летчики приветливо спросили меня, как мои дела. Привыкнув иметь дело с фотографами, они думали, что времени у меня было достаточно, и я рвусь назад. Я им сказал, что все хорошо, но мало. Они очень удивились: «Хотите остаться? Оставайтесь, заберем последний рейсом!» И я остался еще на час. На обратном пути командир вертолета пообещал взять меня на лед и на следующий день.
Замечательно красива залежка с воздуха. Освещенная солнцем поверхность ледяных полей в его косых лучах выглядит чуть голубоватой. Ее в разных направлениях пересекает причудливый белый узор следов тюленей, а в конце каждого следа видно темное тело зверя. Бельки с воздуха почти незаметны. Между ледяными полями виднеются забитые мелким льдом темные разводья. Когда находишься на льду, близость промысла чувствуется меньше, чем в деревне, и хотя видишь и людей и вертолеты, но ощущаешь себя не в этом мире, а среди зверей, с которыми живешь эти часы одной жизнью.