О том, люди пираты или нет, в окрестностях Казареса давно спор идет. Да и не только здесь. Спросить не у кого — с пиратами если кто и разговаривал, то недолго, и до выяснения таких пикантных обстоятельств у них явно разговор не доходил. Хорошо, если сами живы оставались. Семейству Кердана перспектива с пиратом лясы точить совсем не по душе, а Папаше так и вовсе поперек горла. Но власть налагает ответственность, а ответственность — обязательства. Покряхтел Папаша, покряхтел, да и полез наружу, под пиратские буркала. За ним следом и остальное семейство потянулось. Помирать — так с музыкой. Тоже страшно, но хоть веселее.
Папаша, коль скоро пират молчаливый попался, говорить начал первым.
— С чем пожаловал, — говорит, — супостат окаянный?
Считается, что с пиратами исключительно так только и можно разговаривать — как в сказках герой со злодеем беседу ведут. Папаша в этом деле сноровистый — он всю жизнь так говорит, будто сызмальства ко встрече с пиратами готовился. Остальное семейство, на него глядючи, так же балакать начало. Прижилось. Зато теперь все, что пират ответит, всем сразу ясно станет, без перевода. Семейство затаило дыхание и повытягивало шеи — хотя, казалось бы, куда еще сильнее-то их, шеи, тянуть?
Пират отвечать не стал. Сжечь Папашу, правда, тоже не сжег — уже неплохо. Скрежетнул какой-то заслонкой — гля, створка на брюхе у него вниз пошла, а за створкой туннель вроде здешних, только поуже да потеснее. С порога створки упала лестничка, а по ней на грунт две зверюшки выбрались — аккурат как та, которую Кердан из Большой Дыры вечор приволок, только повыше да потолще, да на головах — склянки прозрачные.
Зверюшки поближе подошли и встали с опаской. Зачирикали что-то непонятное, голосочки писклявые, что пищат — не разобрать. Папаша им в ответ запел, забасил по своему обыкновению — те едва в бег не сорвались, потому что когда Папаша басит, непривычному уху это камнепадом кажется. Ухо у зверушек было непривычное — но, хоть мордашками и побледнели, но не сбежали в пиратово нутро, в котором они себя как дома похоже, чувствовали. Что-то им от семейства Керданова нужно было, и Кердан уже догадался даже, что. Вернее — кто. Но виду не подал — не его это, трутня, дело, поперек старшего лезть. Вот спросит сам — тогда и дело будет другое. А пока — ни-ни.
Зверушки чирикали снова и снова, каждый раз по-иному, да на разные голоса — будто наречия перебирали. Это бывает, это семейству понятно — соседи с Карьера тоже чудно разговаривают, и понимать их выходит через раз. А эти — не соседи даже. Так, зверушки. Пират меж тем в беседу не встревал, сидел, помалкивал да за небом своими буркалами следил. Временами по пролетающим мимо каменюкам постреливал. Зачем — непонятно. Подумаешь, каменюки. Здесь их с неба день и ночь сотни валятся, знай уворачивайся, если на поверхности, а уж если в Гнезде — так и вовсе внимания никто не обращает. Гнездо — это безопасность. Каждый знает. А вот зверушки и камней, и выстрелов пугались и вздрагивали каждый раз, как пират очередные фейерверк с иллюминацией устраивал.
В конце концов зверушки притомились. Сели прямо на грунт, понурились, погрустнели. Глядя на такое, и семейство совсем уж было собралось обратно в туннель убираться. Но тут та из зверушек, что потоньше, прутком каким-то взялась царапать на скале. Царапала она что-то странное: черта, черта, еще черта… Кружок — такой, вроде склянки, что у них на головах. Если всеми глазами приглядеться — зверушка получилась. В себя тычет, в каракули свои. Потом рядом еще одну зверушку чертит — побольше, и тычет в свою компаньоншу. Тоже вроде все ясно.
Окружности чертит. Кривые. Один внутри другого. В середине — колючку. Тычет в нее и в Солнце. А, так это, выходит, система наша! Папаша довольно урчит, семейство радо: поняли хоть что-то. Дальше на третьей окружности ставит точку. Тычет в нее и в себя. Оттуда, значит. Верно — была там когда-то планета, прародина человеческая. Называлась не то Грунт, не то Почва, не то Земля. Смешное имя для планеты. Вторая зверушка, стало быть, тоже оттуда.
Потом зверушка начертила странное. Маленькую зверушку между первых двух. Семейство зароптало, зашушукалось, но Папаша разговор прервал. Дальше стали смотреть. От точки на третьей от Солнца орбите протянула зверушка кривульку к точке на четвертой. Пересчитала фигурки — три. Дальше потянула черту-завиток — к пятой орбите, а потом к шестой — и вот тут фигурок осталось две. А третья, маленькая, пропала где-то на полпути к шестой орбите — вот как такое может у зверушек случиться? Все у них не как у людей — с другой стороны, на то они и зверушки, верно?