Душевники с криком разворачивались, потому что не меньше сотни тяжеловооруженных рыцарей Мзума с гиком и улюлюканьем врезались в их ряды, опрокинули, растоптали рощевиков копытами храпящих лошадей, закованных в броню. Душевный Отряд отступал более организованно, но и он не мог долго держать оборону. Завидев трупы новобранцев, мзумские всадники, огласив улицу кровожадными криками, начали резню. Не жалели никого, ни раненых, ни сдающихся в плен. Сопротивляющихся втаптывали в грязь, кололи пиками, вспарывали животы.
Лучники душевников, засевшие на горе, открыли стрельбу, и несколько рыцарей, утыканные стрелами, покатились в кроваво-черный снег. Но вскоре с горы донеслись жалобные вопли: это подоспевшие махатинские пехотинцы ударили противнику в тыл. Обстрел прекратился, и рыцари бросились преследовать обратившихся в бегство душевников. Некоторых загоняли в угол, прижимали к стене или воротам и кромсали на куски, сбивали лошадьми.
— На соль, на соль!! Мзум и Ламира!! — рычали озверевшие всадники. — На соль!!
Мурман сел на землю. Сбросил перчатки. Голова гудела. Вокруг приходили в себя уцелевшие новобранцы. Они победили.
* * *Влад Картавый молча наблюдал, как с транспортных галер высаживаются мзумские войска. Кто-то из его свиты выругался вполголоса. Влад судорожно дернул рукой, придержал коня.
— Заходят нам в тыл, — проворчал рыцарь Рощи Астимар. — Господин, что делать?
Влад оглянулся на мрачных спутников. Храпели лошади, тяжело дышали грязные и потные солдаты — душевники, что сгрудились за тяжеловооруженными всадниками. Резкий морской ветер дул прямо в лицо, а далеко внизу, на покрытый мелкой галькой пляж один за другим прыгали махатинские копейщики, похожие с такой высоты на крупных рыжих муравьев. Вот один из них развернул бело-красное знамя и воткнул в землю. Душевники услышали победный клич, вырвавшийся из глоток врага:
— Мзум и Ламира!! Ваша-а-а-а-а!!
Сузив глаза, Влад смотрел, как ненавистный королевский штандарт развевается на ветру. Дернулась нога. Он заметил взгляд Астимара, развернул коня. Бросил сквозь зубы:
— Всем нашим отрядам передать приказ о немедленном отступлении. В Ашары!
— Но, господин, — простонал Астимар, — это как же… оставить Даугрем?
Влад повернул к рыцарю бледное лицо. Стоящие поблизости арбалетчики попятились. Астимар не опустил глаза, дерзко скривив губы. Предводитель душевников еще несколько мгновений буравил его взглядом, а затем слабая улыбка тронула губы Влада.
— Мой храбрый Астимар, я совсем забыл, что боишься ты лишь гнева старцев Рощи. Поспешим же, не хочу, чтобы мы угодили в капкан. Махатинцы сейчас обойдут холмы, перекроют единственную дорогу, и все, конец! Понимаешь? Отправляемся немедленно!
Вскоре холм опустел. Несколько воронов с громким карканьем устроились на ветках сосны, с интересом наблюдая за копошащимися внизу двуногими. Вороны ненадолго затихли, а затем разразились удовлетворенным хриплым карканьем. Да здравствует война и много еды!
* * *Там, где вечернее солнце золотит увядающими лучами мутные волны Темного моря, а порывистый зимний ветер гонит барашки волн, прячется между вечнозелеными деревьями небольшой монастырь. Дорога к нему опасна и полна пропастей и обрывов. Она обходит стороной довольно обширное поле перед стенами, вьется змеёй по кручинам и склонам, покрытым вечными снегами. Редко когда два всадника могут ехать по ней в ряд. Бездна с плещущей внизу водой иногда так близка, что путник невольно жмется к скале, вознося молитвы Ормазу и спеша побыстрее проехать страшное место. Миновав опасный участок, путешественник оказывается на широком ровном тракте, проложенном давным-давно королем Волчья Голова. Дорога неспешно поднимается в гору. Впереди виднеются башенки храма и дымки деревушки Кеманы, что уютно расположилась вокруг древнего монастыря. Позади сверкают в лучах садящегося солнца воды моря, дует в спину соленый ветер, и темнеет небо, постепенно закрываемое штормовыми тучами. Говорили, что монастырь построен на развалинах древней цитадели ткаесхелхов, настолько древней, что давно канула в лету сама память о первых строителях. Но эры, что жили в Кеманах да летних стойбищах в горах, говаривали: по ночам духи казненных ткаесхелхов шастают по округе, губят одиноких беспечных странников, и даже свирепые пастушьи псы жалобно скулят в ночное время, не смея высунуть носа из-под ног хозяина. В незапамятные времена Древней Эры, когда Война Кровавой Зари шастала по земле с огромной косой, будто бы устроили остроухие в своей крепости последний оплот разгромленных владык мира — гордого народа ткаесхелхов. Люди им хорошо тогда всыпали, говаривали восторженно простолюдины. А когда цитадель нелюдей взяли, устроили хорошую резню. Ибо кровь невинных и века рабства призывали к отмщению. Пастухи, что ночевали с отарами в горох, рассказывали, как кричат неуспокоенные души остроухих, тех самых, которых победители сбрасывали в пропасть.