***
— Поговорим о делах наших скорбных, — возвестил Кроули, прекрасно понимая, что его, как свидетеля признания Вельзевул, не развоплотят только в том случае, если он окажется крайне полезен. — Ангел, прошу тебя, сотвори чудо, перемести нас всех в твою лавку, — вполголоса сказал он, щелчком пальцев отправляя свою машину, вновь целую и блестящую, под окна своей квартиры.
Но чудо сотворил Габриэль: это Кроули понял по привкусу крови во рту, любое священное действие существа подобного уровня силы вызывало у первородного демона отторжение на физиологическом уровне.
Интересно, как Вельзевул вынашивала архангельское отродье и жива осталась.
— В-ваш сын, нефилим, то есть, почти нефилим, — Азирафаэль разлил чай по кружкам и подал каждому. Вельзевул насыпала в свой половину сахарницы, опустила в чай палец и блаженно прижмурилась. Оторвавшись от этого зрелища, ангел продолжил. — Он выглядит как человек?
— Да, — ответил Габриэль, отставляя чашку с брезгливым выражением лица. — У него есть крылья, но он не испытывает дискомфорта, не раскрывая их в течение долгого времени, как это бывает с низшими ангелами.
— Он похож на человеческих детей?
— Он ребенок, — Габриэль нахмурился, словно что-то вспоминая. — Обычный ребенок. И тем хуже: он не может и дальше жить взаперти, втайне, не имея возможности увидеть солнце и пройти по земле.
— Ты знаешь, как выглядят обычные дети? — скептически поинтересовался Кроули.
— Да, — ответил архангел. — Когда к нам попадают дети, мы даем им побродить по Небесам, если им хочется, прежде чем они отправятся в свой рай. Но Небеса не созданы для живых, а Хассалех жив, он рожден как плоть, кровь и душа, а не создан духом, которому потом дали тело.
— Кстати, насчет неба и ада, — вспомнил Кроули. — У вас, то есть, нас там… не будет синдрома обманутых ожиданий?
Габриэль на миг запрокинул голову, все его тело полыхнуло нестерпимым светом, но через мгновение все угасло:
— Как я и думал, так как Адам — простой ребенок, мы не готовились непосредственно к войне, просто имели ее в виду. Не было даже планов проводить Апокалипсис сейчас.
— Тогда и у меня внизу также, — Вельзевул разомкнула запекшиеся губы и выпустила изо рта рой мух. Заметив непонимающие взгляды, пояснила: — Я так скажу Дагон, что делать.
— Возвращаясь к Хассалеху. А… на чудеса он способен? — продолжал расспрашивать Азирафаэль. Кроули покосился на него, но решил не встревать.
— Да, — ответила Вельзевул. — К чему эти расспросы?
— Я подумал, — Азирафаэль нацепил очки, убрал со лба упавшую прядь волос и вытащил с полки толстую книгу. — Вы хотите дать ему возможность жить, не скрываясь и не боясь. Я понимаю, что доброжелателей у него будет немного, если станет известно… но ведь… о нем никто не знает. Когда он вырастет, он станет сильнее вас обоих, но пока он уязвимый ребенок, можно отдать его в школу.
— В школу? — переспросила Вельзевул с таким скепсисом, что Кроули невольно восхитился тем, что она все свои чувства передала голосом, а лицо словно застывшая маска — ни на йоту не изменилось. Она даже на человека не похожа, когда забывает про мимику.
— Да! — воодушевленно продолжил Азирафаэль. — В Британии есть школа для особенных детей, которых люди называют магами, волшебниками. Там их учат контролировать свои силы, направлять энергию через палочку. В случае с вашим чадом, я думаю, принцип будет схож, только вот направлять энергию он будет гораздо более сильную, но есть ограничители магии… Он не будет казаться странным среди других детей, и там такая система безопасности, что не прорвется ни ангел, ни демон. И вы сами сможете усилить защиту Хогвартса…
— Хогвартса? — переспросил Габриэль. — Я знаю об этой школе.
— Неожиданно, — хмыкнул Кроули, некоторое время живший там и развлекавшийся, изображая из себя дух Слизерина. Кажется, с него даже портрет Основателя написали, только вот волосы почему-то сделали черными, видимо, в художниках восемнадцатого века, даже в магах, слишком живы были типичные англосаксонские предубеждения перед рыжими.
— Откуда? — раскрыл рот Азирафаэль. — Ты ведь точно не спускался туда, я бы знал.
— Я разбирался с душой, разорванной на семь, — пояснил Габриэль. — Случай редкий, даже в своем роде уникальный. Вельзевул, дело Томаса Реддла, — напомнил он.
— Из Томаса Реддла в этой школе воспитали локального Антихриста, — заметила Вельзевул. — Такого, каким он должен быть. Меня устроит любой характер моего сына, а ты разве хочешь такого для него? — она покосилась на Габриэля. — Пусть останется со мной.
— У нас договор, — в голосе Габриэля послышалось далекое рычание, похожее на гром. — Он в аду только до одиннадцати лет.
— А потом не должно было быть ни ада, ни рая! — Вельзевул развернулась к нему. — Только конец истории и новый отсчет!
Габриэль вынул из воздуха длинный свиток.
— Здесь черным по белому написано, что Хассалех живет с тобой до одиннадцати лет. Ему исполнилось одиннадцать, и я имею полное право его забрать.
— Не имеешь! Он не может быть там, у вас! О нем узнают, его увидят, раскроют, выяснят, кто он мне, и убьют. А я убью тебя, — уже тише добавила она.
— Земля, наверное, будет оптимальным вариантом, — осторожно сказал Азирафаэль, поглядывая то на Габриэля, то на Вельзевул, и, подвинув столик, положил перед ними раскрытую книгу.
— Как тебе вообще это в голову пришло? — Габриэль с легкостью поднял том, который сам ангел предпочитал даже на коленях не держать, настолько он был тяжелый.
— Когда Адам пожелал стать сыном своего отца, я почувствовал в нем магию, это в разы, в сотни раз слабее, чем та сила, которой он обладал, но тем не менее, он волшебник. Не высшей категории, но вполне… магия в нем устойчивая. Обычный магглорожденный.
— Кто? Грязнокровка, что ли? — переспросил Кроули.
— Кроули! — возмутился Азирафаэль.
— Что?
— Так не говорят уже целый век! Это неприлично. Магглорожденный волшебник.
— Надо стереть ему память о разговоре про Хасса, — Габриэль тяжело поднялся на ноги, потом задумался. — Но я боюсь, я сотру его личность настолько, что он вспомнит собственное рождение, а я сомневаюсь, что этот процесс и первые минуты в аду… достойны сохранения в памяти.
— Я сам сделаю это, — Азирафаэль тоже встал, нервно потер руки. — Я научился за годы на Земле делать это… — он попытался подобрать слово. -…хирургически. Я не уберу воспоминания о вашей встрече, но о том разговоре он не будет помнить, ему будет казаться, что вы так и не ответили.
— Почему вы назвали сына Хассалехом? — спросил Кроули, наклонившись в сторону Вельзевул. Он уже сказал ей, что раз им придется продолжать за Адамом приглядывать, пока он не перевалит за злополучный порог в тридцать три года (кстати, очень жестоко было говорить ребенку время его смерти, владыка, я в восторге — Вельзевул усмехнулась на эту ложь, но уличать не стала) раз уж он маг, то им с Азирафаэлем стоит поехать в Хогвартс. Там, насколько он знает, есть волшебная деревня неподалеку, если не получится устроиться прямо в школу, то оба ребенка все равно будут постоянно на глазах, а уж тысячелетние ангел и демон сумеют защитить их. Вельзевул ответила, что если с Хассалехом что-то случится, она лично сожрет Кроули заживо и, поверь, Габриэль сделает с твоим визави то же самое. Фигурально. Просто прикончит.
— Так что с именем? Почему именно Хассалех?
— Хассалех — неподвижная звезда на двух осях, — отозвалась Вельзевул. — Мы не тянем его ни в свет, ни во тьму, он принадлежит обоим мирам. Он — наше создание.
— Наверняка я сделал эту звезду, — напомнил Кроули с крайне самодовольным видом.
— Нет, — возразила Вельзевул. — Это созвездие придумал Хастур.
Кроули сразу же вспомнил. Хастур, обладавший необыкновенной силой для обычного ангела, притащил к нему за руку свою подругу и уговорил занятого росписью небес дать им создать свое созвездие. Михаил, даром что архангел, пряталась от взгляда Кроули за спиной Хастура, обнимая его за пояс обвитыми золотыми нитями руками. Кроули, тогда носящий другое имя, издали любовался тем, как Хастур, подняв обе руки вверх, вырисовывал в бездонной пустоте то, что указывала ему Михаил, и тьма, повинуясь его слову, рождала жемчужины-звезды. Но Хастур тогда еще не умел рисовать достаточно мастерски, потому рука задержалась на миг, и повисла на небосклоне неподвижная чересчур яркая звезда Хассалех.