Потом я спустился к Патсойоки, наловил форели, поел, напился чаю и сразу успокоился. На берегу реки прожил несколько дней, совсем один, погруженный в размышления, но так и не мог решить, украл я камень или нет. Ведь, не пройди я здесь случайно, корунд бы и сегодня лежал в куче гравия, скрытый вереском и березовым кустарником, и никто никогда бы его не нашел.
К тому же человек, владевший участком, так тщательно перекопал весь берег Миесийоки, что ни он, никто другой в эти места уже больше не придет. И все же в глубине души меня что-то мучило. Я попробовал себя успокоить, и на несколько часов это чувство исчезло, но вскоре оно опять возвратилось. Конечно, лучше всего бы вырвать эту колючку с корнем, пойти к тому человеку и все ему рассказать. Он бы наверняка согласился разделить со мной выручку. Но, черт побери, ты же знаешь, как трудно на это решиться!
В конце концов у меня созрел определенный план. Я решил подать прошение об участке для намывки золота где-нибудь у Миесийоки. Оформив такой участок и получив бумаги, я начну там копать и найду свой большой корунд, не сказав, конечно, никому, как было на самом деле. Потом одолжу в Инари немного денег, отправлюсь в Хельсинки и там продам свой драгоценный камень. Построю себе домик на берегу Патсойоки, а остальные деньги положу на книжку в банк. Вот это будет жизнь!
Поначалу все шло как по плану. Мне дали участок, который был уже весь перерыт и не так давно вновь возвращен государству. Участок обошелся мне очень дешево, а надежды найти там золото не было почти никакой. Но мне ведь на это было наплевать.
Когда я отправился на Миесийоки, чтобы взглянуть на участок, оказалось, что это было как раз то место, где был найден корунд. Какой приятный сюрприз! Я, правда, не знаю, когда этот участок возвратили государству. Возможно, чуть раньше того, как я сделал там свою находку. Но теперь я чувствовал себя вполне уверенно.
Я начал кое-где копать и одну из ям прокопал довольно глубоко, найдя там немного золота, всего несколько граммов. И в один прекрасный день я поднялся сюда, на плато, чтобы забрать свой корунд, прекрасную Звезду Лапландии, спрятанную под одним из камней.
Остальное тебе известно. Я искал и искал. Много дней, много недель, весь остаток лета и до поздней осени. Временами я падал от голода и изнеможения.
Как только пришла весна и стаял снег, я снова начал поиски. Вот уже скоро двадцать лет, как я ищу этот проклятый камень. Все надо мной смеются, считают, что я сошел с ума. Дело дошло до того, что я порой и сам начинаю думать — может, Звезда Лапландии и впрямь плод моей больной фантазии?
Я до сих пор не знаю, украл я камень или нет. Раскрыться перед кем-нибудь, кроме тебя, я так и не решился, и эта неясность меня больше всего удручает. Я ведь знал, что участок принадлежит другому. Я потерял огромные деньги, обеспечившие бы мне тихую старость, и это, конечно, страшно досадно. Но такое можно пережить. А вот если ты украл, значит, ты вор. Все эти годы меня гложет совесть. — Микко умолкает. Где-то рядом поет золотистая ржанка, кричит зимняк. В вереске шуршит лемминг. — Но, — продолжает он немного погодя, — у меня тоже, быть может, кто-то украл этот корунд. Ведь не исключено, что кто-нибудь меня в тот день подкараулил.
Мы ходим по плато из конца в конец и просто так, на авось, ищем. Заметив какой-нибудь вросший в землю камень, не слишком большой и не слишком мелкий, мы тотчас же бросаемся к нему, но почти везде земля уже разрыта. А кое-где можно заметить темные полоски — это небольшие тропки, которые за долгие годы протоптал Микко.
Постепенно мы уклоняемся влево и подходим к небольшому болоту. Сквозь редкий березняк виднеются кучи гравия и маленький домик старателя. Но Микко не желает даже смотреть в ту сторону, и мы снова взбираемся вверх.
Часть горы, что лежит западнее болота, Микко совсем не интересует. Он твердо убежден, что корунда там нет, хотя в момент находки он был страшно возбужден и вряд ли соображал, куда идет. Но говорить с ним об этом бесполезно.
Иногда мы отклонялись к востоку, и тогда перед нами открывалась глубокая и узкая долина между Екелепяя и низкой горой Каскоайви. Долина называется Екелеэйтси, или Золотое ущелье. Там тоже работают старатели, и Микко испуганно поворачивает назад, на плато.
Под вечер я нахожу ряд камней, которые привлекают мое внимание. Земля вокруг них разрыта, быть может, ее перекапывали каждый год на протяжении долгих двадцати лет. На одном из камней, если вглядеться внимательно, можно заметить слегка выступающий гребень.