— И где этот гад сейчас? — влез в разговор обычно молчаливый Батенков.
— С богом своим иудейским диспуты ведет о мировой революции… расстреляли его зимой.
— Жалко — как-то очень двусмысленно протянул доктор, — но человек сам кузнец своей судьбы, да. А вы, Федор Андреевич, нас уж извините… Александр Владимирович — человек вежливый, ему посылать прочих неудобно, да и не по чину. Я же, как особа, вежливостью не отмеченная профессионально, должен сказать что у нас все же весьма важные дела в Москве. Чем смогли — помогли, а сейчас мы все же ваш гостеприимный город вынуждены покинуть.
— Ну а если что-то понадобится — адрес вы знаете — закончил разговор уже я.
— Деньги ему понадобятся, что еще — не удержалась Даница, когда мы грузились в вагон.
— Я им два с половиной миллиарда выдал, должно хватить — вскользь заметил я.
— Я уже говорила, что напрасно, но повторять не буду, поскольку в отличие от супруга я вежливая — засмеялась моя "тень". — Этим сколько ни дай — все сопрут. Я не про Сергеева, этот товарищ вполне достойный… и вообще, уже время обеда, а мы даже не позавтракали толком. Вы же не будете, Александр Владимирович, морить вежливую и слабую даму голодом?
— И в кого ты у меня такая? — со вздохом, закатив глаза к потолку, вопросил Батенков.
— Невооруженным взглядом видно вредное влияние Марии Петровны… вы же не обижаетесь, Александр Владимирович? — внезапно виноватым голосом спросила Даница. — Только честно… а то после такого напряжения как-то расслабиться хочется.
— Я давно уже вас как членов семьи воспринимаю, а как у меня в семье с обидами, вы небось лучше меня знаете.
Две ночи в дороге (правда, в очень комфортном салоне) — и с опозданием на сутки против первоначальных планов я все же оказался в кабинете Дзержинского. На этот раз мне ждать не пришлось и минуты: секретарь (все тот же Эйхманс) вскочил при моем появлении, и, на мгновенье скрывшись в кабинете "шефа", тут же пригласил меня пройти. "Уважают" — на секунду подумал я, однако Феликс Эдмундович быстро мое заблуждение рассеял:
— Александр Владимирович, как хорошо что вы сами пришли, а то у нас к вам появились некоторые вопросы…
— У меня тоже. Зачем взорваны шахты Экибастуза? Что творится в Александровом Гае? Почему ничего не делается для пуска заводов? Зачем вы платите за импортные товары втрое-впятеро дороже нынешних цен?
Но Дзержинский, похоже, меня вообще не слушал:
— Мы закончили пересчет тех денег, что вы передали. И выяснили кое-что интересное… Например, вы сказали, что в хранилище семьсот миллионов американских долларов, но мы насчитали лишь шестьсот сорок пять…
— Ну, ищите крыс в своем ведомстве. Я лично закончил пересчет за день до того, как хранилище было замуровано, и долларов там было семьсот два миллиона с копейками. И до того, как золото было передано вам, его никто не вскрывал… хотя украсть незаметно пятьдесят семь миллионов золотом… боюсь, что тут не просто крысы.
— Изрядная недостача и по другим валютам. Но главное, вы нас обманули: вывезенная вами статуя была золотая!
— Да, и на платиновом постаменте. Однако взамен вы получили два с половиной миллиарда рублей…
— Это статуя была народным достоянием и вы ее украли!
— Это была моя статуя и я ее просто забрал. И фактически подарил вам денег в тридцать раз больше ее стоимости… что вы сделали с Елизаром, сволочи?
— Да ты просто контра! И ты за это ответишь! — в глазах "Железного Феликса" на секунду блеснула ярость… а потом погасла. Зато в левом глазу заблестела рукоятка столь знакомого мне стилета, а из руки "Астронома" на ковер выпал наган.
Я так и не понял, где Даница прятала этот довольно немаленький ножик. Она же выглядела весьма субтильной дамой, да еще носила довольно облегающие платья — видимо поэтому все на нее просто не обращали внимания, давно привыкнув что вне ее общества я появляюсь разве что в бане и мужском сортире…
— Он на самом деле хотел вас застрелить — тихо сообщила мне "тень".
— Ни секунды не сомневаюсь — так же тихо ответил я и, выходя из кабинета, не преминул съехидничать:
— Спасибо за теплую встречу, Феликс Эдмундович!
Эйхманс как-то недоуменно посмотрел на меня — да так и остался сидеть с этим выражением на лице. И с небольшой дыркой под глазом: доктор давно уже научился понимать жену без слов, а из крошечного пистолета с глушителем даже ему было с трех шагов промахнуться трудновато… Прощай, Теодорс Иванович!
Все же Кремль напоминал пока проходной двор. Никто нас не задержал внутри здания, никто не воспрепятствовал выезду из самого Кремля. Определенные преимущества развала экономики я прочувствовал на полупустых московских улицах: пешеходы уже привыкли к внезапно появляющимся авто власть имущих и на мостовую не вылезали — а машин почти и не было. Уже через пятнадцать минут "лимузин" взлетел по аппарели "вагона-гаража", а через двадцать мой поезд плавно выкатился за пределы "Белорусской-Товарной".