ГЛАВА 7
Городок был невелик – в сущности, один громадный дом творчества, а не полновесный населенный пункт. Близость старого, почти с аналогичной целью, но совсем в другие времена наспех сляпанного центра практически не ощущалась. Архитекторы не зря ели свой хлеб с икрой, и не зря заказчик драл с них семь шкур: с квадратно-гнездовой древневосточной планировкой, в течение веков считавшейся самой рациональной – когда хирургически прямые улицы шинковали жилую плоть на мертвые однообразные шматки, – тут покончили. Тут заботились в первую голову о том, чтобы людям было уютно и нетипично. Поэтично. И потому фантазия творцов, постаравшись разбудить будущую фантазию жителей – а фантазия от будущих жителей требовалась просто по работе, – причудливо сплела из улиц, переулков, мостов, набережных, площадей, скверов и детских крепостей что-то вроде то ли Китежа, то ли ганзейской твердыни, когда ни один дом не напоминает соседний, ни один угол не прям, ни один квартал не похож на промзону и ни одно дерево – на зэка на прогулке; но в то же время – без средневековой грязи, тесноты и полной невозможности уразуметь, отчего это за домом пять сразу выпер дом сорок восемь. Здесь было увлекательно и бродить, и ездить; а носиться, отупев от вечного цейтнота, со скоростями за сто, все равно было некуда и не для чего.
И все же новое обиталище Кармаданова смутно напоминало Бабцеву шахматный Байконур, несущий отпечаток, казалось бы, совсем иной эпохи.
Может, просто чистотой, о которой после торжества демократии по-русски – когда всем все можно, кроме того, что нужно, и всяк волен гадить под себя в любых количествах, а вот убирать некому – в больших городах уже забыли.
А может, каким-то несуетным выражением лиц встречавшихся людей. Будто ни один не похмелялся уж по меньшей мере года два, и будто ни один не боялся, что его ограбят – не в подворотне, так в ЖЭКе, не в ЖЭКе, так в бухгалтерии на собственной же работе в день получки… Будто здесь машинам не нужны противоугонные устройства, девушкам – газовые баллончики, а ответственным главам семей – веера сложных, дорогостоящих и обременительных знакомств во всех структурах, от коих зависит повседневность, от сантехника и до начальника райотдела милиции…
– Ну, вот, а ты боялся, что шарашка! – приветствовал Бабцева Кармаданов, открыв ему дверь и тут же заключив в объятия. – Рад тебя! – сказал он.
Бабцев в ответ тоже обнял Кармаданова, похлопал по спине… Что-то было в этом ненатуральное, принужденное. И Кармаданов будто очень устал и даже улыбку явно держал на лице с трудом – мол, чудесно, что ты все ж таки приехал, но как же не вовремя ты свалился на голову…
– И я тебя, – сказал Бабцев.
Конечно, шарашка, подумал он. Вызов нужен, чтобы приехать. И КПП…
Свобода у нас возможна только если как следует отгородиться от всякой соседней свободы свободно висящей колючей проволокой, по которой совершенно свободно течет электрический ток.
Он снял теплую куртку, переобулся в домашние тапочки, заранее приготовленные Кармадановым.
Не без любопытства озираясь, прошел в ванную помыть руки. Ничего особенного, не апартаменты, конечно, не пентхаус. Квартира как квартира. По меркам их панельно-блочного детства – дворец. Спору нет, уютненько…
– А что ты без Кати? – спросил Кармаданов, подпирая плечом косяк двери в ванную. Бабцев тщательно вытер руки. – Вы же вдвоем должны были прилететь…
– А мы вдвоем и прилетели, – ответил Бабцев. – Но она сразу пошла с Вовкой повидаться… А он, как нарочно, загулял где-то. Совести у парня совсем нет. Ну, пусть на меня ему плевать – ладно. Но ведь знает, что мать прилетает! В итоге она мне полчаса назад позвонила и сказала, что никуда не пойдет, пока не найдет сына, и пошла его искать к папе. Папа-то тоже у вас приютился. Ну, а я… Во-первых, я уже договорился с тобой о времени, а во-вторых… в конце концов, пусть они сначала вдвоем там поворкуют. Не хочу отсвечивать.
Странно, но у Кармаданова на лице написалось облегчение. Он будто сразу слегка отдохнул.
– Ну, и хорошо, – сказал он. – Будет у нас с тобой мальчишник. Руфь нынче совершенно не в форме.
– А что такое?
– Да как сказать… Знаешь, бывают такие совпадения в жизни… Вот не раньше, не позже, именно в день, когда вы прилетели. Я уж не хотел говорить…
– Да что такое?
Кармаданов мялся. Они прошли по старой привычке на кухню – лучшего места для дружеской беседы в России все ж таки нет и не будет. Бабцев достал из сумки причудливую бутылку чистопородного коньяку; улыбаясь, решительно поставил на стол.
– Ты не большой любитель, да и я не большой любитель, – сказал он, – но, во-первых, русский обычай требует, а во-вторых, это по-настоящему вкусно и, может, даже полезно.
– Мне нынче и впрямь полезно, – совсем воспрянул Кармаданов. У него даже глаза засветились от мужского предвкушения. Какой полноценный мужчина не взволнуется и не испытает радостного подъема, получивши внеплановое предложение культурно выпить? – Ты просто гений, Валька. Но, скажи, с каких это пор ты вдруг начал чтить русские обычаи?
– Видение мне было, – загробным голосом сказал Бабцев. – Георгий Победоносец на "КамАЗе"…
– Да иди ты! – засмеялся Кармаданов, начиная суетиться и метать на стол все, что можно зачислить в разряд экстренно понадобившихся закусок. Бабцев уселся, с удовольствием глядя на его радостные хлопоты.
– Так что такое у тебя нынче приключилось, ты не сказал, – напомнил он.
– Серафима отчудила, – помрачнев, проговорил Кармаданов. Из рук его проворно прыгали на стол тарелки. – Отпустили мы ее на лыжах. Не в первый раз. Тут на окраине шикарный парк, плавно переходящий в бескрайние просторы России… Но девчонка-то большая уже, вполне вроде разумная и к лыжам привыкла, ходит неплохо. Мобильник с собой… Суббота, в парке народу должно быть полно, ее же друзей-приятелей, одноклассников. Честно скажу, в Москве я так безмятежно к этому не относился никогда – но тут совершенно, казалось бы, безопасно. За эти месяцы не слышал ни об одном казусе, которыми столица полным-полна…
– Ну и?
Кармаданов от воспоминания даже передернулся.
– Час проходит, два проходит, три проходит… Исчез ребенок. Мы ее в ежовых рукавицах не держим, крепились до последнего – вот придет, вот сейчас, ну, подождем еще пять минут, не надо паники… Руфь с тетрадками сидит, я с бумагами – рабочей недели не хватает, как всегда, ты же понимаешь. Нету. А темнеет уже! Наконец – все, лопнуло терпение, звоним ей. А нам отвечают: недоступен, мол, абонент. Ну, тут уже сердце в клочья. Побежали в парк. Нету. Расспрашиваем тех, кто там катается… Не видели. В милицию… в больницу… Ну, в общем… Руфь чуть с ума не сошла, да и я… А она, оказывается, решила, что давненько Северный полюс никто не открывал. Или землю Санникова, я уж не знаю… В общем, понесло ее прочь от города, в леса и долы. И там упала, да всерьез, до полной потери хода, расшибла ногу и телефон разбила об дерево.
– Умереть, какие ужасы ты рассказываешь, – сочувственно проговорил Бабцев.
Кармаданов помолчал. Чувствовалось, что он еще полон переживаний – мало времени прошло, и его пока не вполне отпустило. Да, подумал Бабцев, сегодня коньячок Семену воистину не повредит…
– И что дальше?
– Дальше началась сказка. Дели на десять. А впрочем, может, и нет… Я бы, говорит, обязательно замерзла насмерть, или меня бы волки съели…
– Тут есть волки?
– Откуда я знаю? Никогда не слышал, но разве ж я волками интересовался? Дело не в волках! Это у нее уже фантазия разыгралась, я думаю… Братья Гримм. Какая ж принцесса в лесу без стаи голодных волков?