Второй раз Сапега приехал в Москву в октябре 1600 года, за несколько дней до того, как по указанию царя Годунова стрельцы захватили усадьбу Романовых, а самих братьев Никитичей заточили в темницу. В Москве он пробыл почти год и, вернувшись, очень уважительно отзывался о братьях Романовых, называя их «кровными родственниками умершего великого князя».
Все складывалось как нельзя лучше для возвращения Романовых в Москву и их мести Годуновым. Честолюбивый молодой Отрепьев обладал на редкость смелым нравом, предпочитал удачливым орлом летать год, чем вороном триста лет клевать падаль, и вдобавок был кровным родственником, привязанным к своей двоюродной сестрице Ксении Шестовой и ее супругу своему благодетелю Федору Романову. Без особых колебаний он согласился играть роль воскресшего царевича Дмитрия, и тогда его предосторожности ради перевели подальше от посторонних глаз в Макарьевский монастырь, намереваясь объявить его народу в нужный час. Однако Петр Басманов разворошил гнездо заговорщиков, и Отрепьев пустился в бега, направляясь в Литву к канцлеру Льву Сапеге.
Не подозревая об этом, молодой воевода повязал настоятеля и приближенных ему монахов, и посадив их на двух телегах привез затем в Москву. Едва в Теремном дворце пронесся слух, что в Кремль прискакал воевода Басманов, то на верхние галереи сбежались множество сенных девушек полюбоваться красавцем-воеводой. Петр тоже окинул их внимательным взглядом, надеясь, что царевна Ксения ненароком присоединится к ним, но не заметил ее и, в досаде сжав губы направился в царские покои.
Борис Годунов остался доволен тем, как его любимец выполнил поручение. Письма, найденные Петром в Макарьевской обители, представляли собой серьезные улики против его ссыльных врагов, но после некоторого размышления царь решил быть милостивым и не наказывать их строго ради предстоящего бракосочетания дочери с принцем Иоганном. Помиловать во имя будущего счастья Ксении Борис решил сто преступников, приговоренных к отсечению головы, и также он намеревался быть щедрым к просителям и нищим.
— Ну, Петр, сослужил ты мне службу, проси все, чего хочешь, — благодушно произнес он, глядя на молодого человека. — Злата, серебра, шуб соболиных бери немеряно, все тебе отдам, не поскуплюсь.
Сердце Петра затрепетало от радости и, уверенный в том, что настал его звездный час, он пал на колени перед царем и возбужденно проговорил:
— Великий государь, не нужно мне ни золота, ни серебра. Дай мне только дочь твою Ксению в супруги, уж давно сохну я по ней, изнывая ночами бессонными.
Царь опешил. Не такой просьбы он ожидал от своего верного слуги, не такой беспримерной дерзости.
— Опомнись, Петр, не для тебя моя дочь! Она царевна, и выйти замуж должна за царевича, — сурово ответил Борис.
Петр Басманов чуть было не сказал сгоряча царю, что Ксения не родилась царевной, и знатностью происхождения Басмановы не уступали прежде Годуновым. Но поняв, что так легко можно попасть в немилость у царя Петр промолчал, и только мертвенная бледность покрыла его лицо, выдавая его тайные душевные страдания.
Взглянув на него Борис Годунов смягчился.
— Не хмурься, воевода, найду я тебе невесту — лебедь белую — среди княжеских семейств, и приданным богатую. Ну а Ксения вскорости обвенчается с королевичем Иоганном, это дело решенное! — в утешение сказал он, не догадываясь, что этими словами окончательно подписывает датскому принцу смертный приговор.
Глава 5
Ксения стояла возле смотрительной решетки и, затаив дыхание неотрывно смотрела на белокурого принца Иоганна. Женщинам царской семьи не позволялось участвовать в публичных церемониях во дворце на виду у посторонних мужчин, но они могли воспользоваться возможностью наблюдать за происходящим из потайного места. Царевна вместе с матерью смотрела на прием ее нареченного жениха от начала и до конца. Датский королевич двигался с непередаваемым изяществом по Грановитой палате, где на царском троне сидел ее отец в окружении приближенных бояр и привлекал к себе все взоры. Он казался красивым как Божий ангел, голубые его глаза имели мечтательное выражение, губы были щедры на ласковую улыбку и добрые слова, трудно было не влюбиться в него.
Датский принц ради супружества с нею уже принял православие и в знак своей приверженности новой родине надел русское платье. Его парадной одеждой стал кафтан из малинового бархата, достигавший краями до икр: эта длина позволяла оставлять напоказ дорогие раззолоченные сапоги с красными каблуками. Рукава кафтана жениха царевны Ксении были чрезвычайно длинны, часто касались земли и собирались в складки, так что ладони можно было ими по произволу закрывать и оставлять открытыми, и таким образом концы рукавов заменяли московским щеголям перчатки. Запястья кафтана кремлевские рукодельницы вышили золотом, украсили жемчугами, и эта деталь одежды пристегивалась к кафтану особо. Разрез на кафтане был оторочен серебряной тесьмой; так же точно отсрочивался и подол. К этой тесьме прикрепляли металлическое кружево серебряное, сделанное с звездными фигурами. Вдоль по кафтану, параллельно с разрезом, по обеим сторонам красовались нашивки в виде четырехугольников и кругов, и на эти нашивки пришили завязки с кистями и шнурки, чтобы застегивать кафтан. Воротник на кафтане был узкий; из-под них высовывалось ожерелье рубахи, расшитое золотом и усыпанное жемчугами.