Темные тени редких прохожих падали на низкие монастырские своды при слабом свете чадящих факелов, путь ими слабо освещался, но молодой воевода уверенно шел по запутанному лабиринту за своей провожатой — старицей Анной к знакомой материнской келье. Он застал мать, перебирающей молитвенные четки перед киотом — многоярусным шкафчиком для икон, и перекрестившись на святые образа, застыл в почтительном ожидании окончания ее молитвы.
Игуменья Вознесенского монастыря поклонилась в последний раз, поднялась с помощью двух молодых монахинь с колен и с любовью посмотрела на старшего сына. Он стал ее настоящей защитой и опорой в суетном мире и никогда не оставлял ее телесные потребности без внимания.
— Что, Петя, соскучился по мне? — ласково спросила она его, еще не зная с какой целью он к ней пришел.
— Да, часто думаю о тебе, родимая, и тоскую, — признался Петр. — И ведомо мне, что только благодаря твоим усердным молитвам я до сих пор выходил целым и невредимым из кровавой сечи.
— Но Ивана мне вымолить от смерти не удалось, — тяжело вздохнула его мать, и ее взор затуманился невольной слезой.
— Знать так ему на роду написано — умереть молодым, — тоже с сожалением вздохнул Петр.
— И сына после себя он не оставил, только малютку-дочь Фетинью, — с горечью произнесла Софья, и проницательно посмотрела на своего первенца. — Когда же ты женишься, Петр, и продолжишь славный род Басмановых? Я слышала, для тебя все невесты нехороши, отказываешься ты от всех предложений посватать тебя и подходящую молодую боярышню!
— Этой весной, матушка. Будущий мой тесть объявил, что свадьба затеется на Красную горку, — опустив голову, ответил ей старший сын.
Взор игуменьи, с ног до головы одетой в черное монастырское одеяние, озарился радостью, и она оживившись спросила:
— И кто твой будущий тесть? Чью дочь ты замыслил привести в свой дом⁈
— Царь Борис. Он наконец-то согласился отдать царевну Ксению мне в супруги, — признался Петр Басманов, и прямо посмотрел в глаза матери, надеясь увидеть в ее глазах одобрение.
Однако пожилую настоятельницу Вознесенского монастыря охватил ужас. Затем посох в ее морщинистых руках задрожал мелкой дрожью от возрастающего волнения, и она гневно воскликнула:
— Ты разума лишился, охальник? Как, моей невесткой станет родная дочь Марии Скуратовой, чей отец безжалостно погубил твоего родного отца!!! И после этого ты смеешь звать себя Басмановым?!!
— Я прежде думал точно так же, как ты, матушка, намеревался мстить за безвременную смерть отца, но Бог сулит иное, — угрюмо проговорил молодой воевода. — Без Ксении Годуновой нет мне жизни, и другой жены кроме нее у меня вовек не будет!
— Не родительское благословение, а материнское проклятье падет на твою голову, если приведешь отродье Бориса Годунова и Марии Скуратовой в свой дом! — громко закричала игуменья Софья, в ярости потрясая своими руками. Этот болезненный разговор с старшим сыном разбередил ее былые душевные раны, пробудил в ней страдания прошлого, когда она потеряла первого мужа, которого без памяти любила. Время и монастырь боли этой потери так и не притупило, а еще более ожесточило против погубителей любимого мужа, и она с жаром заявила: — Несчастье за несчастьем будет преследовать тебя, если не откажешься от проклятой твоею матерью царевны!
— Матушка, проклинай меня, Ксения ни в чем не виновата! Я не передумаю, и выберу несчастье с царевной Ксенией, а не счастье с другой угодной тебе девицей! — взорвался Петр, и вне себя кинулся бежать прочь из кельи, не слушая громогласных требований матери вернуться к ней и покориться ее воле.
Тяжелым камнем легло ему на сердце материнское проклятие, но ни на минуту он не задумался над тем, чтобы отказаться от любимой царевны. Петру Басманову было довольно одного согласия царя Бориса на брак своей дочери с ним. С такой поддержкой он был готов поспорить с судьбой, не сулившей ему безоблачного счастья с его избранницей и начал усердно готовиться к своему венчанию с Ксенией, нетерпеливо дожидаясь Красной горки — первого воскресения после Пасхи.
Глава 8
Царская семья всегда с особым тщанием готовилась к светлому празднику Христова Воскресенья, но перед венчанием Петра Басманова и своей дочери Ксении царь Борис задумал отметить Пасху с еще большим размахом, закатить пир на весь крещенный мир.