Особенно Ксении в глаза бросался старший гость. Его уже отроком трудно было назвать, скорее это был молодой муж на пороге зрелости, добрый молодец, не пасующий перед неприятелем. Он показался ей прекрасным как сам Воевода Небесного Воинства Архангел Михаил, и как Архангел Михаил он был устрашающим и грозным. Несмотря на внешнюю почтительность, его серые глаза, недобро устремленные на Марию Годунову, метали громы и молнии, губы не улыбались, а кривились в злой усмешке. Насупившись, боярыня также неприветливо смотрела на неугодного ей юношу, и враждебность между ними сделалась почти осязаемой в воздухе обширной светлицы. Многие присутствующие не удивлялись и понимали причину этой вражды. В Москве еще была свежа память о нашумевшей в столичном граде трагедии Алексея Басманова и его сына Федора, объявленных отцом Марии Малютой Скуратовым изменниками, сговорившимися с предателями-боярами из Великого Новгорода предать этот город польскому королю. Иван Грозный поверил Скуратову, возглавлявшего государев Приказ тайных дел и не на страх, а на совесть служившему ему долгие годы. Басмановых осудили и Федору не помогла спастись от опалы даже небывалая благосклонность к нему Грозного царя. Гибель отца и деда делала Петра Басманова врагом Марии Годуновой, в девичестве Скуратовой, и оба они не могли забыть причину своей вражды.
Борис Годунов делал вид, что не замечает этого непримиримого поединка ожесточенных взглядов, и его велеречивая речь мерно журчала и плавно текла как ручей весной в устоявшейся тишине. Из отцовских слов Ксения скоро поняла, кто и зачем приехал в усадьбу Годуновых. Благодаря ее отцу братья Петр и Иван Басмановы, сыновья опального фаворита Ивана Грозного Федора Басманова получили завидные должности при царском дворе, и они прибыли поблагодарить своего благодетеля за его милость к ним и просить дальнейшего содействия их службе. Годунов обещал им новое покровительство в будущем, с этим обещанием удовлетворенные юные Басмановы удалились.
После их ухода Мария Годунова наконец-то смогла выплеснуть на мужа накопившееся в ней негодование.
— Борис Федорович, я, конечно, баба и разум мой короток, но и с таким коротким умом я разумею, что не стоит привечать врагов нашей семьи, а тем паче возвышать их в Кремле! — воскликнула она в сердцах, и Ксения поняла, что мать рассердилась не на шутку, если начала величать отца по имени-отчеству, забыв о ласковых выражениях вроде «свет очей моих» и «сокол мой ясный».
— Марьюшка, ну какие эти малосильные, без связей и влиятельных друзей отроки для нас враги? — умиротворяюще проговорил Борис Годунов, надеясь успокоить любимую супругу. — Зелены они еще, чтобы грозить нам.
— Если ты забыл, то я помню, как сей «зеленый» Петр еще в детстве поклялся отомстить и моему отцу, и всем его детям и внукам за падение Басмановых, — не унималась Мария Григорьевна. — Ты же ни с того ни с сего начал их продвигать по службе, — сделал сначала царскими рындами, а теперь царскими стремянными. Так они скоро и думными боярами сделаются, будут иметь власть губить и преследовать нас.
— Эх, Маша, опекая сих юнцов незрелых, я великие наши грехи замаливаю, — вздохнул Борис Годунов. — Бог видит, не виновны были Басмановы в государевой измене, но твой батюшка искусно оговорил их, чтобы избавиться от соперников в царской милости. Что тебе тревожиться, нет у них сторонников в Москве, и много врагов нажили Алексей и Федор по всему царству. Единственное, на чем держатся Петр и Иван, это моя благосклонность к ним. Отвернись я от них и уже завтра их погонят из кремлевских палат поганой метлой. Так что не печалься, моя лебедь белая, хорошо я знаю, что делаю! Будем мы милостивы к детям наших врагов, и Бог окажет нам великую милость.
— Кто знает, кем они станут в будущем, и какую силу обретут, — в сомнении прошептала его жена, и схватила всесильного боярина за руку. — Заметил, как басмановский щенок сверлил меня гневным взглядом, хотя впервые в жизни видел? От такого молодца снисхождения ждать не приходится!