Измученный тревогами дня, убитый несправедливостью судьбы, воевода Басманов упал на молодую траву и неудержимо как ребенок зарыдал. Горько ему стало не только от предательства Годуновых, которых он хотел видеть самыми близкими себе и дорогими людьми, но и от собственного бессилия, безграничной слабости, которой не было конца. Ему казалось, что его сердце разорвется от нечеловеческого отчаяния; вся его твердость, все хладнокровие — в один момент исчезли как дым после разрыва помолвки, делая его больным человеком. Душа преданного любимой невестой воеводы обессилела, его рассудок замолк, и он ощутил презрение к самому себе как к плачущей слабосильной бабе.
Енисей преданно лизнул его щеку шершавым языком, и Петр гневно ударил коня по ноге вынуждая отойти в сторону. Скакун обиженно всхрапнул, но послушно удалился. Шатаясь, воевода Басманов поднялся на ноги, стараясь овладеть собой и снова обрести ясность рассудка. Но его разбитое сердце не подчинялось его воле: чувство горя и ощущения невосполнимой потери росло горой, порождая в Петре стремление уйти из жизни и разом избавиться от всех своих страданий. Он устремился к колодцу как к месту своего спасения, собираясь прыгнуть в него и на его дне найти желанный покой. Однако в колеблющей ветром воде вдруг проступили очертания миловидного лица Ксении Годуновой, его путеводной звезды и недостижимой как звезда мечты. Петр смотрел, смотрел на это пленительное видение и все никак не мог на него насмотреться. Душевные силы начали понемногу к нему возвращаться, в любящем сердце снова огнем закипела кровь, и Петр решил, что так просто он не сдастся неблагосклонной к нему судьбе. Он горы перевернет, реки вспять обратит, но добьется своей царевны! Но что мог поделать разжалованный осмеянный на глазах всего войска воевода⁈ Разве только проклинать своих врагов и сетовать на потерю невесты. На всем белом свете один человек мог помочь ему отомстить всем его врагам и вернуть царевну Ксению — Григорий Отрепьев. Что ж, к Самозванцу он и отправится, благо, что Отрепьев находился неподалеку от Кром!
Раздавшееся рядом мычание привлекло внимание воеводы и он, обернувшись, увидел крестьянина с ведром, который хотел напоить свою корову водой из колодца и мальчика-подростка его сына. Они оба встали как вкопанные завидев знатного боярина.
— Эй, холоп, знаешь где сейчас царевич Дмитрий? — повелительно спросил у поселянина Петр Басманов.
— Как не знать, боярин, за деревней в поле его лагерь, — боязливо ответил ему крестьянин, неопределенно махая рукой вдаль. — Из-за его казаков мы скотину боимся пасти, поймают ведь и тут же зажарят на костре. В первый день постоя схватили мою свинью и съели. Ох, горе нам великое, пропадем мы без коровы и поросят!
— Проводишь меня к лагерю, щедро награжу тебя, — не терпящим возражения тоном сказал воевода и крестьянин, послушно отдав скотину сыну, повел вскочившего на коня Петра Басманова в сторону постоя войска Лжедмитрия.
Они довольно долго плутали по окрестностям деревни, и все же вышли на широкое поле, озаренное десятками горящих костров. Крестьянин тут же скрылся в кустах орешника, не дожидаясь награды — жизнь для него была дороже денег полубезумного боярина, так спешащего к царевичу будто от этого зависела его жизнь. Да Басманов уже не нуждался в нем. Своим зорким взглядом он углядел князя Василия Мосальского, степенно разговаривающего с атаманом уральских казаков возле палаток, и не раздумывая направился прямо к нему.
На лице князя отразилась крайняя степень изумления, едва он заметил того самого воеводу Басманова, который упорно отвергал все щедрые предложения в обмен на верную службу Самозванцу, твердя при этом, что ни за что не изменит Годуновым.
— Ба, Петр Федорович, какими судьбами? Уж не ошибся ли ты случайно лагерем? — громко вопросил он нежданного гостя.
— Рад был бы ошибиться, да спрос не беда! — угрюмо ответил Мосальскому Басманов. — Укажи путь к царевичу Дмитрию, Василий Михайлович, хочу узнать от него по-прежнему ли в силе наш уговор.
— Отчего не указать, укажу и проведу тебя к великому государю, — охотно согласился князь Мосальский. — Не знаю, чем ты ему так по сердцу пришелся, Петр Федорович, только до сих пор он ждет тебя и часто о тебе справляется.
— Так веди! — сурово приказал ему его собеседник. — Что гадать, зачем я нужен, знает царевич, что многие стрельцы за мной пойдут.
Мосальский видя, что воевода Басманов не в духе и не расположен шутить, тут же повел его к самому высокому и видному шатру в лагере. Караулы беспрепятственно пропустили царского воеводу в сопровождении самого верного сторонника Лжедмитрия, и Басманов скоро откинул навес шатра Отрепьева.