Ксения взяла «угорскую» монету и ее настроение несколько улучшилось от полученной возможности в любой момент призвать любимого жениха к себе. Петр нежно прижал ее к себе, поцеловал, и она, растаяв в его объятиях, с надеждой стала думать о том, что он прав — Самозванец уладит разногласия с родней своей польской невесты и тогда ее счастью с Петром Басмановым больше ничто не помешает.
Глава 14
С того времени как снова поселилась Ксения в Запасном дворце начала появляться в небе огромная звезда с хвостом, называемая в народе «хвостушей». Едва лишь зайдет солнце, она пятнышком появлялась на востоке, потом замерцает чуть ярче, а ночью засияет на темном небе ярче всех других звезд. Дочь Бориса Годунова знала со слов своих наставников, что появление «хвостуши» предвещает великие перемены в жизни Московского царства и она часто задумчиво смотрела на нее из узорчатого окна отведенной ей горницы гадая к добру или к худу будут эти перемены. И царевна молилась после появления небесного знамения, чтобы Бог облегчил участь многострадального русского народа.
Ее покой никто не тревожил. Самозванец при встрече с нею был приветлив и предупредителен, и, глядя на поведение Лжедмитрия его сподвижники тоже лебезили перед царевной. От царского стола Ксении по-прежнему посылались роскошные яства, и все ее просьбы и пожелания неукоснительно выполнялись дворцовыми слугами.
Девушке легко было сносить почетный плен у Самозванца, с нею обращались как с желанной гостьей, и она бодрилась несколько дней, уговаривая саму себя набраться терпения и верить, что ее пребывание в Запасном дворце долго не продлится. Однако продолжительная разлука с женихом снова сделала ее грустной и подавленной. А когда Ксения узнала от сенных девушек какому глумлению подвергли тела ее родителей и брата, объявленных самоубийцами, то жестокое горе лишило ее всякого самообладания, и бывшая царевна стала безостановочно рыдать, затворившись в своей горнице. Время успело несколько затянуть ее душевные раны: страшное же известие снова заставило ее горько оплакивать участь своих родных словно она только что их потеряла.
Соглядатаи донесли о горе царевны Самозванцу, и Отрепьев тут же поспешил к Ксении, захватив с собой скоморохов. С первой встречи Григорий Отрепьев понял, что Ксения Годунова нравится ему не меньше, чем Петру Басманову и безотчетно принялся ей угождать, стараясь сблизиться с нею с самому пока непонятной для себя целью.
— Что печалишься, царевнушка, отчего твои глазки на мокром месте? Уж не обидел ли тебя кто? — начал ласково допытываться Отрепьев у дочери Бориса Годунова и погрозил кулаком: — Скажи, и я его, подлого, затравлю медведями. Будет знать, как такую красу как ты обижать!!!
— Великий государь, никто меня не обидел. А горюю я оттого, что узнала, как нечестно поступили с телами моих батюшки, матушки и брата, — призналась Ксения, и снова заплакала. — Объявили, будто они сами жизнь свою оборвали и похоронили их словно псов бездомных за церковной оградой на неосвященной земле!
— Не стоит тебе больше горевать об этом, Ксения Борисовна, — махнул рукой Лжедмитрий. — Петр позаботился о достойном захоронении для твоих родных в приделе Варсонофьевского монастыря, как положено с отпеванием и христианским погребением. Мы с ним знаем, что напраслину возвели на твою семью Голицыны, не по-честному с ней поступили и поручили сестрам Варсонофьевского монастыря смотреть за их могилой.
— Благодарю, великий государь, — прошептала, успокоившись Ксения, но глаза ее по-прежнему были печальными и полными непролитых слез. Трудно было девушке избавиться от горя, которое неустанно терзало ее изболевшее сердце.
Заметив это, Григорий Отрепьев звонко начал звать скоморохов.
— Касьян, Вавила, доставайте Балабошку, развеселите царевну, — приказал он им.
Более низкий скоморох весело заиграл на дудке, высокий расстегнул свою пошитую из разноцветных лоскутов рубаху, и Ксения вздрогнула от страха, когда увидела приплюснутую мордочку высунувшегося из пазухи неведомого зверька. Животное походило на уродливую кошку с очень короткой шерстью и пугало непривычных русских людей одним своим видом.
Эту обезьянку Григорий Отрепьев купил за десять полтин у арабских купцов для увеселения Марины Мнишек. Но поскольку его ветреная польская невеста задерживалась в Самборе и не спешила ехать в Москву он без колебаний решил отдать Балабошку Ксении.