Это была Дарья Ивановна Федулова — преданная няня Петра Басманова, взявшая на себя управление его имением, когда он стал совершеннолетним. Она одна из всей дворни не поклонилась молодому боярину, а окинув его и не полностью одетую девушку с растрепанными волосами критическим взглядом, неодобрительно сказала:
— Петр, что ты являешься в собственный дом как тать под покровом ночи! Девицу где-то похитил, и теперь от отца ее скрываешься?
— Полно, что ты несешь, Дарья! Хозяйку я тебе привез, отныне каждого ее слова будешь беспрекословно слушаться. Кончилось твое безраздельное владычество в Люберцах, старая! — посмеиваясь, ответил ей Петр.
— Господи, да неужто это жена твоя!!! — радостно всплеснула руками старушка. — Наконец-то ты устроился, Петруша!
— Еще она мне не жена, но скоро будет ею, — твердо ответил Петр. Но Дарью Ивановну не смутило, что венчание ее питомца еще не состоялось, ей довольно было видеть его суженую
— А у меня ужин еще остался, не остыл, и баня топится с раннего утра, — захлопотала она.
Угостив приезжих ужином, который состоял из нескольких ломтей ржаного хлеба, из щей, поданных в большой деревянной чашке, и из пшенной каши с тушеной курицей, Федулова принудила сначала Ксению, а потом Петра отправиться мыться в баню.
— Помилуйте! — говорила она. — Да как же это можно после дороги не сходить в баню, не помыться?
— Велика ли дорога, няня! Всего-то проехали не более пятидесяти верст от Москвы, — махнув рукой, ответил Петр Басманов.
— Да уж воля твоя, много ли, мало ли проехали, а все-таки вы с дороги, и в бане вам надо попариться. Ведь с утра топится! В ней теперь такой пар густой подымается, что чай на корточки присядешь!
Под давлением няни Басманов сдался. Воспользовавшись против воли банею, в которой в самом деле легко было задохнуться от жара, Петр проворно поднялся в светлицу к своей невесте, по которой уже соскучился. Его заботливая мамка за время его нахождения в бане успела обрядить Ксению в чистую одежду.
Едва он вошел, Дарья Ивановна проворно отворила закрытую им дверь в сени и закричала сенной девушке, убирающей в соседней комнате:
— Глаша! Приготовь поскорее в опочивальне постель для молодой хозяйки, а для Петра Федоровича вели постлать сена в чулане, если он еще с ней не венчан. Им уже с дороги спать хочется.
Петр безропотно пошел в чулан, устроенный подле большой светлицы. Светлица совмещала в себе и столовую, и гостиную, и залу, кроме передней, которую заменяли стекольчатые сени. Кухня устроена была на дворе, под одною кровлею с сараем, конюшнею, погребом, курятником и банею. Узкий чулан, пристроенный как дополнение к служебным помещениям был не слишком удобным местом для ночлега, и воевода Басманов подозревал, что его строгая нянька нарочно засунула его в душный неудобный закуток, чтобы он поскорее, честь по чести женился на своей невесте. Это соответствовало его самым пылким желаниям и оставалось сблизиться с Ксенией, чтобы и она хотела венчаться с ним.
Дочь Бориса Годунова, вырвавшись из кремлевского плена, не уставала каждый день наслаждаться прогулками, на которых свободно дышала полной грудью. Роскошь царских палат она с радостью променяла на сельский простор и красу здешних лесов, мерное журчание воды небольшой речушки. Петр охотно стал ее постоянным спутником и проводником по местам, знакомыми ему с детства и юности. Он не помнил времени счастливее из всей своей жизни и более желанного счастья чем быть с любимой. Чем короче узнавал он добрую и разумную не по годам царевну, тем более усиливались в нем любовь к ней и уважение. И в невинном сердце девушки давно таившаяся искра любви, зароненная сначала благодарностью к своему защитнику и избавителю, постепенно зажгла огонь такой чистый, что Ксения, исполнившись самоотверженности, жила одним своим женихом и его интересами. Сам воевода Басманов сделался против обыкновения робким и нерешительным в разговоре с любимой девушкой. Язвительные речи Отрепьева, уверяющего, что он не подходит царевне, зародили в нем сомнения в своей пригодности стать мужем дочери Бориса Годунова, и только откровенно выраженное желание Ксении быть с ним могло бы подтолкнуть его повторно сделать предложение повенчаться с ним. Но застенчивая девушка не могла первой затеять подобный разговор и устройство желанной им свадьбы затягивалось. Обоюдное счастье их, к нескрываемой досаде Дарьи Федуловой, заключалось в ежедневных встречах и задушевных разговорах.