После бала Марина Мнишек и Григорий Отрепьев поднялись на самый верх Москворецкой башни и оттуда восторженно наблюдали за чередой фейерверков, расцветившим ночное небо Москвы фантастическими цветами и диковинными зверями. Там их уста впервые соединились в упоительном поцелуе, и Самозванец заключил молодую жену в свои объятия, испытывая горячее желание больше никогда не выпускать из них любимую.
Смотря на совет и любовь, воцарившихся между Отрепьевым и его женой Петр решил, что пора ему позаботиться и о себе, вернуться к Ксении. Он вздернул на сук пойманного чернокнижника Трифона и раскрыл заговор Василия Шуйского против Отрепьева. После того как все враги оказались повержены, больше ничто не угрожало Самозванцу и его сподвижникам. Воевода Басманов вскочил на коня и со скоростью ветра помчался в заветную деревню. Ксения уже собиралась ложиться спать, но после долгожданного приезда мужа ее сон как рукой сняло, и она с большой охотой приготовилась слушать рассказы Петра в чудесную майскую ночь, сидя на скамейке под яблоней в саду.
Видя ее нескрываемый интерес, Петр, не смолкая, говорил целый час о том, какая пышная свадьба получилась у Григория Отрепьева. Потом он запнулся, сообразив, что дочери Бориса Годунова вряд ли приятно слышать о торжестве Самозванца, чье появление в Москве привело к свержению ее семьи.
— Ксеньюшка, ты не печалься о том, что не удостоилась таких почестей как Марина Мнишек, — в качестве утешения сказал он ей. — Великий государь хочет завоевать Крым, а после обещает отдать царство Тавриды под мою руку. Мы будем жить в цветущем южном крае, и ты станешь истинной царицей в Херсонесе, где крестился великий князь Владимир, окутанная славой и поклонением!
— Петя, мне нет дела до почестей. Лишь бы ты был рядом со мной и не подвергался больше опасности на поле брани, — тихо сказала бывшая царевна, положив голову на плечо мужа.
— Вот-вот, послушайся жену, Петр Федорович, — послышался назидательный голос из-за кустов малины. Басманов присмотрелся к ним и увидел, что это точно няня Федулова снова взялась его поучать и наставлять на путь истинный.
Дарья Ивановна перевела дух и продолжила: — Отрепьев тебе наобещает всего с три короба, язык-то у него без костей. Слышала я, какие непотребства намедни в Москве творились, гнев Божий скоро поразит Самозванца. Оставь вора и изменника Отрепьева, Петр, лучше пасекой займись, мед гони, и держись подальше от Москвы.
— Нет, не могу я оставить великого государя, няня, — отрицательно покачал головой воевода. — Побратались мы, поклялся я быть с ним вместе до самого конца — хорошего или худого!
— Вот ослушник! — рассердилась Дарья Ивановна, и обратилась к Ксении: — Хотя бы ты, голубушка, вразумила его.
— Как Петр Федорович решит, так оно и будет, — ответила ей Ксения, застенчиво опуская глаза вниз.
— Ясно, ты жена без году неделя, тяжело тебе спорить с ним, — сердито сказала Федулова. — А ведь твое веское слово может спасти его жизнь от врагов Самозванца и сохранить ваше семейное счастье.
— Мой венчанный муж Богом данная мне судьба и я все приму от него — с радостью счастье, и без ропота несчастье, — так же непоколебимо ответила ей молодая жена воеводы Басманова. — Только не было бы между нами раздора и не угас связывающий нас сердечный огонь.
Дарья Федулова не нашлась, что возразить Ксении, и только в изумлении смотрела на нее, потрясенная ее твердой верой в высшее предназначение супруга для жены. Такую веру не могли сломить даже ее горькие слова об обреченности всех, кто связал свою судьбу с безбожным Самозванцем. Петр же ощутил небывалое счастье от той безоглядной любви, которую испытывала к нему его молодая жена. Ксения поистине была готова разделить с ним радость и горе, невзирая ни на какую опасность. Он привлек к груди свою прекрасную царевну, и Дарья Ивановна тихо отступила от них, больше не смея мешать их задушевному разговору.
Несколько дней Петр и Ксения наслаждались покоем и делились планами на будущее, где главное место занимало появление совместных детей. Петр мечтал о трех сыновьях и дочке, с увлечением рассказывал жене, что думает сделать для их благополучия, а Ксения с согласной улыбкой разделяла все его стремления.