Сорвав с израненных тел Лжедмитрия и Басманова одежду, их приволокли на Красную площадь и бросили на дощатый помост как мертвых изуродованных и безобразных. Но они были еще живы и, превозмогая нечеловеческую боль Отрепьев посмотрел на лежащего рядом Басманова и с усилием спросил у него:
— Брат Петр, жалеешь, что связался со мной?
— Нет, ни разу не пожалел, — даже не прошептал, а просипел Петр губами, на которых застыла кровавая пена.
— Да, славно мы погуляли в Москве! — сделал попытку рассмеяться Григорий, но его покрытое смертельными ранами тело в последний раз сотрясла судорога, и он навеки застыл в безжизненном покое.
Не желая быть свидетелем предсмертных мучений друга, воевода Басманов в горести перевел взгляд с его окровавленного тела на небо. И меж облаков ему почудились очертания милого лица его молодой жены. Она улыбалась ему в утешение и звала его к себе.
— Ксения! — с отчаянием изгнанника воскликнул Петр, желая во что бы ни стало приблизиться к ней. Ему казалось он совершил большой рывок к своей любимой царевне, однако он даже не пошевелился. В следующее мгновение его голова откинулась назад и глаза, всю жизнь горевшие страстью и неукротимой отвагой, закрылись навеки.
Убедившись, что Самозванец и его самоотверженный защитник мертвы сторонники Шуйского начали глумиться над ними, забрасывать их тела грязью и навозом, а на голову Отрепьева еще нахлобучили колпак с бубенчиками и бросили на грудь ярко размалеванную харю — шутовскую маску.
Несколько дней над мертвым шло поругание, затем тело Самозванца похоронили на кладбище для бродяг. По Москве тут же поползли слухи, что земля расстригу-самозванца не принимает, по ночам он выходит из могилы и бродит по городу. Через некоторое время противники Лжедмитрия тело выкопали и сожгли на костре. Прах Самозванца смешали с порохом, зарядили им пушку и выстрелили в ту сторону, откуда он пришел — в сторону Польши.
С дозволения бояр, Иван Голицын, сводный брат умершего Петра Басманова, на следующий день после смерти воеводы получил позволение похоронить его тело у церкви Николы Мокрого в Зарядье. Священник не сразу мог отпеть Басманова и потому его тело в простом деревянном гробу оставили на ночь прямо на кладбище.
Когда стемнело между могильных крестов появились две крепкие мужские фигуры, ведущие за собой женщину в плотном покрывале прямо к вырытой могиле, где стоял гроб с покойником.
— Вот, Ксения Борисовна, пришли, — с поклоном доложил ей главный из них.
— Откройте гроб, — послышался тихий женский голос.
Младший спутник бывшей царевны с сомнением посмотрел на своего товарища, но тот утвердительно кивнул головой, уважая чувства своей хозяйки. Оба они верные холопы семьи Басмановых не оставили членов семьи своего господина даже в самую тяжелую для них минуту и были готовы выполнить любое повеление его убитой горем супруги.
Мужчины сняли крышку гроба, и Ксения тут же припала к своему мертвому мужу, не отрывая взгляда от его застывшего лица. Судьба безжалостно оторвала его от нее и вернула уже безжизненным трупом. Как никогда он показался ей красивым и далеким, находящимся где-то в недоступной для нее горней небесной высоте. Она тоже застыла, как и он в абсолютной недвижимости, и вывел ее из длительной прострации почтительный голос старшего холопа.
— Ксения Борисовна, Петр Федорович велел, буди с ним что случится, чтобы я немедленно отвез вас в Горицкий монастырь! — сказал он.
— Это утром сделай, Данила, после того как похоронят Петра Федоровича, — прошептала Ксения и дала ему две серебряные копейки. — А сейчас идите с Никитой на постоялый двор, помяните моего мужа, выпейте за его душу грешную, но отважную!
Холопы поклонились хозяйке и направились в Китай-город, спеша воспользоваться ее щедростью. А Ксения снова обратила взгляд на мертвого Петра. Смоченным в воде из лужи платком она заботливо вытерла его раны с засохшей кровью и плача, причесала густым гребешком непослушные кудри. Стал он похож после ее ухода за ним на заснувшего ангела, и еще тяжелее молодой женщине показалось расстаться с ним, сердце у нее разрывалось при одной мысли о том, что завтра его похоронят в вырытой для погребения яме, зловещий оскал которой пялился на нее с начала ее прихода на кладбище. Но следовало на следующий день отдать любимого Богу, и Ксения внутренне смирилась с вечной разлукой с ним на земле. Только жаль ей было, что она не успела рассказать мужу о новой жизни, которая зародилась у нее под сердцем. Петр при жизни безумно хотел иметь от нее детей, в последний день своего пребывания с нею только об этом говорил, а она только после его отъезда узнала о своем положении от опытной повитухи.