Выбрать главу

Боярышни сравнили свои работы, показали их царевне и оказалась, что вышивка Ксении Годуновой выглядела более сложной и искусней пелен других вышивальщиц. А дочь воеводы Семена Даниловича Пронского едва не расплакалась — не задалось у нее в этот день рукоделие, не взлетели на ее шелке белые ангелы, только свои пальцы она напрасно иглами исколола.

Заметив печаль на лице подруги царевна Ксения ласково сказала ей в утешение:

— Не грусти, Маша, видно не твой день сегодня вышивать. Лучше спой нам одну из песен твоих душевных, чтобы у нас лучше работа спорилась. Бог тебе это усердие зачтет в заслугу!

— Слушаюсь, Ксения, свет наш, Борисовна, — ответила Мария и запела своим мелодичным голосом:

В чистом поле над рекой

Светит месяц молодой;

Он и светит, и горит…

В поле девица стоит,

Слезно плачет, говорит:

'На что милый друг сердит?

На меня уж не глядит…'

В чистом поле над рекой

Две сосеночки стоят.

Мимо этих двух сосенок

Пролетал ясный сокол;

Пролетал, пролетал,

Шибко, громко просвистал…

'Ты скажи, скажи, соколик,

Спросит милый про меня:

Померла наша Даша

В чистом поле под кустом.

Мы состроим гроб дубовой со крестом;

Мы насыплем ей могилу со цветом'.

Теперь уже слезы показались на глазах у сострадательной царевны, так ей стало жаль безвременно умершую девицу, не дождавшейся своего любимого и призрачной тенью бродившую по полю. Да и себя Ксении стало жаль — давно ей было пора идти замуж, да не везло ей с женихами. Оказалось, что быть дочерью русского царя это скорее беда, чем сказочное счастье, ибо царевна могла выйти замуж только за представителя царского рода православной веры и мало женихов соответствовало этому требованию. Но ее заботливый отец взялся энергично устраивать ее судьбу.

Первым кандидатом в мужья Ксении Годуновой оказался принц Густав Шведский, сын шведского короля Эрика XIV. Борис обещал дать ему в удел Калугу, поскольку одно из условий брака заключалось в том, что Ксения должна остаться жить на родине: «у светлейшего великого князя одна только дочь наша государыня, отпускать её как-либо нельзя».

Густав приехал в Москву в 1598 году, но произвел не самое приятное впечатление на потенциальных родственников. Он оказался любителем разгульной жизни, да еще привез с собой любовницу. Но самое главное, — он отказался переходить в православие. В итоге Борис разорвал помолвку, и отослал Густава в Углич, дав, впрочем, довольно приличное содержание.

После неудачи со шведами, Борис Годунов обратил свой взгляд в сторону Священной Римской империи, затеяв переговоры о браке Ксении с эрцгерцогом Габсбургом. Осенью 1599 года к Максимилиану, брату императора Рудольфа II было отправлено посольство во главе с дьяком Власьевым. Переговоры о сватовстве начались в городе Пльзень.

Русская сторона требовала полной секретности в таком деликатном вопросе как сватовство к царевне Ксении, но родственники императора заявили о необходимости посоветоваться с королем Испании Филиппом II и королем Польши Сигизмундом III. Император Рудольф II, властитель довольно увлекающийся, подумывал даже о том, чтобы самому жениться на дочери «московита», тем более что в качестве приданного предлагалось на сей раз Тверское княжество в «вечное владение» и раздел Польши. Но даже могущественный Рудольф не мог бы бросить свою Священную Римскую империю и переехать из Праги жить в Московию.

Однако, переговоры с Габсбургами продолжались, и на сей раз в центре обсуждения оказалась кандидатура еще одного эрцгерцога Максимилиана Эрнста Австрийского из штирийской ветви Габсбургов — он был сыном Карла II Австрийского, правителя Внутренней Австрии, кузеном императора и братом польской королевы Анны. В его случае все застопорилось снова из-за проблемы вероисповедания, и все эти проволочки все больше удручали дочь царя Бориса.

Родственница Годуновых дворовая боярыня Домна Богдановна Ноготкова, присматривающая за высокородными девицами, заметила слезы Ксении с лавки, на которой сидела возле окна с цветными стеклами, и поспешно сказала:

— Ой, ты боярышня Пронская, опечалила ты царевну. Совсем закручинилась наша лебедь белая. А ну, спой нам песню повеселее!

Мария Пронская согласно кивнула головой и с задором начала выводить:

Как у голубя как у сизого

Золотая голова,