– Боится. Очень-очень.
На этот раз Звезда шептала едва слышно. Сента нахмурился. Про страх было понятно и без того, так что…
– А ещё – ищет. И ждёт. И всполохи вины, как у собаки, которая опрокинула вазу…
Сента ухмыльнулся в темноте. В последнем тоже не было ничего нового. Оглобля всегда мучился чем-то, чего не сделал, что упустил. Что на этот раз? Не уговорил отдать Звезду? Чего-то не сделал… или на этот раз – сделал? И чего ждёт? Сента замедлил шаг, а потом остановился. Он не помнил точно, в какой именно арке сток расточил песчаник так, что можно было вынуть проржавевший прут. Но, кажется, до Девичьей? Или всё-таки после? Нет, точно – до. А это значило, что он, Сента, всё-таки дурак. На миг вспыхнула злость на Звезду – почему она не сказала раньше?! – но тут же прошла. Стало не до того, потому что Оглобля остановился тоже и повернулся к нему.
– Так будет лучше. И ты был прав.
– В чём это?
Сента не оглядывался. Просто слушал лес, хруст камешков под сапогами, дыхание, которое приносил ветер. Бежать было поздно. Некуда. Стена, лес, узкая полоска между. И он сам их сюда завёл. Идиот.
– Девчонка действительно стоит больше. Я обо всём договорился.
– И, конечно, за двоих, – Сента даже не пытался спрятать яд в голосе. – Ну, спасибо… друг.
Оглобля вздрогнул, но глаз не опустил. Впервые в жизни Сента видел в его взгляде решимость, пусть и смешанную с таившимся в глубине страхом. Сочетание пугало.
«Интересно, а тех, вчерашних, тоже кто-то вот так вёл?»
Неуместная мысль мелькнула и пропала, оставив только образ растворяющегося мужчины. Сента вздрогнул и виновато покосился на Звезду. А из мрака выходили люди с закрытыми лицами. Один, второй… трое. Наверняка напичканные амулетами так, что из ушей лезет. А проклятой матери Звезды было, кажется, всё равно. Девочка сжала пальцы на его предплечье и выпрямилась, расправила плечи.
Одна из фигур в чёрном шагнула ближе и презрительно кивнула Оглобле.
– Держи. Мы всегда платим по счетам. Можешь проверить.
У того слишком дрожали руки, и мешочек упал на землю. Внутри глухо стукнули кристаллы. Сента скривился. И впрямь, немало выторговал. Рука девочки жгла даже через одежду.
«Смогу ли я взять половину?»
И в этот момент он почувствовал, как Звезда что-то сунула ему в ладонь. Небольшое, гранёное… подвеска. Даже с его ничтожными способностями Сента ощутил ток магии в карбункуле. И знал, что проку от этого нет. Направлять эту силу он всё равно не умел.
А Звезда вышла вперёд, высоко подняв голову. Раскинула руки, словно… закрывала его, Сенту? Вот ведь!..
– Я требую свободного прохода по праву крови.
Один мужчина хохотнул и поманил её к себе рукой, унизанной кольцами.
– Она, всё верно. Звезда, выбранная из созвездия броском монетки. Прости, кроха. Ни прохода тебе, ни ритуала. Не будет их больше. И на этот раз не сбежишь. Не повезло тебе. Или наоборот?
«Ритуал?» — Сента нахмурился. Девчонка ведь говорила о празднике?
А тот, что платил Оглобле, не обращая внимания на спутника, подошёл ещё ближе.
– Рассчитаемся окончательно.
Оглобля недоумённо поднял на него взгляд.
– Но ведь здесь всё!..
Проклятый дурак! Сента рванул из кармана нож. Молния прожгла Оглоблю насквозь, прямо через мешочек с камнями. Взметнулась серебристым туманом пыль. Два шага до мужчины Сента преодолел одним прыжком – и с ходу ткнул ножом, снизу, в пах. Даже если под камзолом была кольчуга… Лезвие зазвенело так, словно кожа мужчины была стальной. Сента перехватил нож, уже видя, что не успевает. Коротко замахнулся. А потом вокруг разлилось белое сияние, и грудь взорвалась болью. В ушах звенел, никак не стихая, крик Звезды.
В щёку упирался острый камень. Сента приподнялся на руках и зашипел. Мышцы и суставы словно рвало на части. С трудом перекатившись на спину, он уставился в тёмное небо с сияющими звёздами фонарей. По стене скатывались тревожные возгласы. Наверное, стража уже спешила к ближайшим воротам.
Сента поднял к глазам правую руку, разжал сведённые пальцы. Карбункул, треснутый, искрошенный, напоминал выеденный панцирь жука. Сента рассеянно уронил камень и, закусив губу, поднялся на дрожащие ноги. Мир вокруг казался медленным, приглушенным. Зато изумление в мёртвых глазах Оглобли он видел отчётливо.
– Вот дурак же… ну зачем?..
Собственный голос тоже звучал, будто издали. И при этом отдавался в голове, как больной зуб.
– Проклятый дурак.
Не решаясь посмотреть, он провёл руками по груди. Кожа под разодранной, обожжённой рубашкой ныла и чесалась, но ран, кажется, не было. Хороший амулет. Полезный. Только что с глазами?