— Ты также упоминал о мрачных новостях, мастер Квэйл?
— Мрачные новости, в самом деле, — Арлекин поднял руку и разжал пальцы, сжимавшие монету. Но вместо золота на ладони был кусочек угля. — Если вы хотите одержать победу над Черным Сердцем, это должно быть сделано к Середине Лета.
Елена нахмурилась.
— За один месяц?
— Невозможно, — ухмыльнулся Эррил.
Арлекин встретился с Еленой взглядом своих странных золотых глаз.
— Если вы не остановите Черного Зверя до следующего полнолуния, вы все будете мертвы.
Мерик мчался по «Штормовому Крылу». Его ноги легко бежали по знакомым доскам настила, перемахивали через перила и перепрыгивали через препятствия на палубе, а взгляда он не сводил с неба. Сквозь утренний туман было хорошо видно черную точку, падавшую с неба. Это был один из кораблей-разведчиков, возвращавшийся из земель и морей, окружающих вулканический остров Блэкхолла.
Что-то было не так.
Добравшись до носа своего корабля, Мерик поднял руки и послал свою силу вовне. Поток энергии прошел через его тело и устремился в небо, ринувшись наверх, чтобы влиться в пустой сосуд, в который превратился стальной киль другого корабля. Мерик отдал ему свою силу, но корабль продолжал падение в воды, омывающие Алоа Глен.
Сражаясь с неотвратимым, Мерик ощутил вес другого корабля на своих плечах. Эта тяжесть заставила его опуститься на колено, в то время как «Штормовое Крыло», истощившее собственную магическую энергию, начало спускаться ниже к гавани.
С трудом дыша от напряжения, Мерик отказывался сдаваться. «Небесная Мать, помоги мне!»
Он сейчас видел двумя парами глаз: одни смотрели вверх, другие — вниз. Звено меж двух кораблей, он ощущал слабое биение сердца капитана второго корабля, Фрелиши — его троюродной сестры по матери. Она была едва жива. Она должна была отдать все свои силы, чтобы привести корабль так близко к дому.
Стоя внизу, Мерик прошептал ветру:
— Не сдавайся, сестра.
Он был услышан. Через магическую связь его достигли последние слова капитана: «Мы преданы!»
Последним усилием сердце, которое Мерик чувствовал между своими поднятыми руками, ударило еще один раз и остановилось навсегда.
— Нет! — Мерик упал на второе колено.
Мгновение спустя огромная тень прошла мимо правого борта корабля. Грохот ломающегося дерева и чудовищный всплеск воды совсем рядом показались ему далекими. Мерик опустился на доски настила, склонив голову. Пока тревожный колокольный звон растекался над гаванью и в панике нарастали крики, его губы шептали одно слово:
— Преданы…
Нилан сидела в Большом внутреннем дворе крепости; она увидела, как дети прекратили игру, услышав колокола, звеневшие над пристанью по ту сторону крепостных стен. Ее пальцы замерли над струнами лютни.
Что-то случилось в гавани.
В нескольких шагах от нее маленький Родрико опустил палку, изображавшую меч, и взглянул на мать. Его противник в «сражении» — ребенок Дреренди по имени Шишон — запрокинула голову, прислушиваясь к шуму, позабыв про свой собственный «меч».
Нилан поднялась с колен и закинула лютню на плечо, случайно задев тонкий ствол коаконы позади. Листья затрепетали. Хрупкое деревце было таким тщедушным, что с трудом выдерживало собственную тяжелую летнюю листву — как и мальчик, что был ею связан с ним.
— Родрико, уходи отсюда, — сказала Нилан, обращаясь к мальчику.
Родрико был нескладным и неуклюжим. «Слава Матери, уже почти закончился период быстрого роста». Теперь и дерево, и мальчик смогут расти постепенно.
— Шишон, ты тоже, — добавила Нилан. — Давайте взглянем, не готова ли уже ваша овсянка на кухне.
Когда Нилан выпрямилась, ее босые ноги коснулись плодородной земли у подножия дерева, и она почувствовала, как энергия переходит к ней от почвы. Она подготавливала себя к тому, чтобы войти в каменные стены замка. Чувствуя, что ей не хочется уходить, она вбирала в себя силу корней.
Сады Большого внутреннего двора были на пике летнего цветения. Крошечные белые цветы оплетали инкрустированные слоновой костью стены. Кизил стоял усыпанный опавшими лепестками. Покрытые алыми ягодами аккуратно постриженные кусты окаймляли вымощенные белыми камешками дорожки. Но самыми прекрасными были сотни розовых кустов, которые посадили недавно. Они буйно цвели: рдеющий розовый, сумрачный пурпурный, медово-золотой. Даже морской бриз обретал цвет и осязаемость благодаря их сладкому аромату.
Но было нечто более важное, чем красота, что удерживало ее здесь, ибо только этот внутренний двор был ее прошлым, настоящим и ее будущим, собранным в одном месте: лютня, заключавшая в себе сердце ее возлюбленного; дерево, которое выросло из семени, связанного с ней, и мальчик, в котором воплощались все надежды народа нимфаи.
Вздохнув, Нилан взъерошила гриву блестящих на солнце вихров на голове Родрико и протянула мальчику руку. Так много надежды в таком маленьком теле!
Шишон потянулась к другой руке Родрико. Перепонки на руках девочки Дреренди отмечали ее как связующее звено между бороздящими моря Кровавыми Всадниками и живущими в океане мираи. Родрико взял ее за руку. В последние месяцы эти двое детей, одинаково необычные, стали практически неразлучны.
— Давайте посмотрим, готова ли еда, — сказала Нилан, оборачиваясь.
Она пошла прочь, но Родрико не сдвинулся с места.
— Мама, что насчет Песни Деревьев? Ты обещала, что я смогу попробовать.
Нилан открыла было рот, чтобы возразить. Ее волновало, что же случилось в гавани, но тревожные колокола уже затихали.
— Ты обещала, — повторил Родрико.
Нилан нахмурилась, затем посмотрела на дерево. Она обещала. И в самом деле, для него пришло время научиться собственной песне, но она все колебалась, не желая отпускать его.
— Я уже большой. И этой ночью луна полная!
Нилан не нашлась, что возразить. По традиции среди нимфаи первое полнолуние лета было временем, когда юные связывали себя с молодыми деревьями, когда дитя и семя становились женщиной и деревом.
— Ты уверен, что ты готов, Родрико?
— Он готов, — ответила Шишон, ее маленькие глаза были удивительно уверенными. Нилан слышала, что этот ребенок одарен магией моря, способностью чувствовать за горизонтом, что грядет. Рэйджор мага, как это называла Дреренди.
— Пожалуйста, мама, — умоляющим голосом сказал Родрико.
Колокола в гавани стихли.
— Ты можешь попробовать. Но сейчас нужно отправиться на кухню, пока повар не разозлился.
Лицо Родрико просияло словно солнце, пробившееся сквозь тучи. Он повернулся к Шишон:
— Пойдем. Мне нужно подготовиться.
Шишон, всегда куда более рассудительная, нахмурилась:
— Тебе следует поторопиться, если нам нужно закончить до того, как закроются кухни.
Нилан кивнула:
— Иди, но не расстраивайся, если у тебя не получится. Может быть, следующим летом…
Родрико кивнул, хотя явно не слышал ее слов. Он подошел к дереву и опустился на колени. Его ноги были такими же тонкими, как ветви молодого деревца. Наступал переломный момент в судьбе всего народа, ибо Родрико был первым нимфаи мужского пола. И дерево, и мальчик были уникальны — результат союза дерева Нилан и Мрачного духа Сецелии. Кто мог знать, что древние песни и легенды говорили правду?
Нилан затаила дыхание.
Родрико прикоснулся к стволу дерева и провел ногтем по коре. Показалась капля древесного сока, и песня молодого дерева поднялась из его сердцевины и вырвалась наружу — для Родрико. Нилан слушала одновременно ушами и сердцем. Мальчик либо сможет стать созвучным дереву, либо будет отвергнут. Она не знала, на что она больше надеялась. Часть ее хотела, чтобы у него не получилось. Она провела с ним так мало времени, меньше, чем одну зиму…
Родрико уколол палец шипом розы, и выступила капля крови. Он прикоснулся своим кровоточащим пальцем к текущему соку дерева.
— Пой, — прошептала Нилан. — Позволь дереву услышать твое сердце.
Он глянул на нее через плечо, в его глазах светился страх. Мальчик чувствовал значительность момента.