Лейле отдали резервный самолет. Она с Руфой, я с Женей и еще два экипажа получили задание нанести удар по одному из отдаленных аэродромов противника. Охранялся он усиленно: много зениток, пулеметов, больше десятка прожекторов, но ночью его не бомбили, так что рассчитываем на внезапность.
Первая пара, планируя, заходит на цель. Мы различаем силуэты самолетов. Сейчас они сбросят САБы, И вдруг внизу вспыхнули две цепочки огней… Взлетная полоса! По таким сигнальным огням поднимаются и садятся самолеты. Я вижу темную громаду бомбардировщика, выруливающего на старт. «Хана тебе, голубчик, — мелькнула мысль. — Отлетался». САБы нам не понадобятся…
Четыре бомбы отделились от самолета Лейлы. Они еще в воздухе, а из кабины штурмана вываливаются одна за другой зажигалки — термитные бомбочки, начиненные смесью, которая при взрыве дает температуру три с половиной тысячи градусов.
Всплески огня, взрывы. Вспыхнули прожекторы, заработали зенитные пушки, но их снаряды рвутся где-то высоко в облаках. Чтобы исправить ошибку, изменить прицел, зенитчикам потребуется не меньше минуты, нас это вполне устраивает.
Аэродром — как на ладони. Видны самолеты, укрытые в капонирах. Не один и не два. Я отсчитываю про себя секунды, жду желанного возгласа Жени «Пошли!». Время тянется долго, мучительно долго.
Наконец дождалась. Дав полный газ, я проношусь между голубоватыми, рассекающими ночь смерчами, жду, что Женя крикнет: «Попали!» Но она молчит, хотя внизу грохочут взрывы, бушует пламя. Гляжу в зеркало — она копошится в кабине, как белка в дупле.
— Ты чего вертишься?
— Не могу найти…
— Что?
— Бомбу!
Самолет летит сквозь рой трассирующих пуль, каждая из них — как маленькая шаровая молния. Луч прожектора полоснул сзади, у меня похолодела спина. Вырваться из этого ослепительного яркого тоннеля, ведущего прямо на тот свет, пока не удается.
— Нашла! — в голосе Жени такая радость, словно она обнаружила осколок Тунгусского метеорита. — У-у, проклятая…
Термитная бомбочка полетела за борт. Я резко взяла ручку на себя — самолет устремился вверх. А внизу неожиданно раздался адский грохот, вспышка озарила, как мне показалось, всю «голубую линию». Воздушная волна подхватила «По-2», и он, содрогаясь, взлетел к звездам, как скоростной истребитель, сам Покрышкин позавидовал бы такому маневру. Немцы нас потеряли. Как говорит Лейла, мы улизнули, сверкнув пятками.
— Вот это да! — восхищенно воскликнула Женя. — А я ее ругала.
— Кого?
— Да бомбу эту. Наверно, в бензохранилище угодила. Все еще горит, как здорово.
«Хорошо, что высота была приличная, — облегченно подумала я, — иначе мы бы тоже все еще горели». Уточнив курс, Женя запела:
Припев горланим втроем: Женя, я и мотор:
На аэродром мы вернулись последними.
Подбежала Лейла, обняла меня, закружила:
— Летаем! Воюем!..
Давно я не видела ее такой оживленной.
Немцы обстреляли только два самолета, и оба — целехонькие! Сгрудившись у края аэродрома, мы все вместе пьем чай, молча любуемся далекими отблесками пожара.
На новое задание, в район Новороссийска, полетели не с обычными бомбами, а с кассетами, начиненными зажигательными ампулами. С таким грузом надо обращаться очень осторожно.
Бершанская несколько раз повторила:
— При взлете будьте предельно внимательны, прошу вас, и тем более при посадке, если по каким-либо причинам придется приземляться с кассетами.
Успели сделать по три-четыре вылета, все шло нормально. Наступил рассвет, я заходила на посадку последней, подумала: «Слава богу, задание выполнили, кажется, все вернулись благополучно». Заруливая на стоянку, увидела: с самолета Лейлы техники сняли неиспользованную кассету, но не придала этому значения. У подбежавшей Радиной спросила: