Менес пожалел, что отсюда не может плюнуть на мертвеца. Потом он отвернулся и полностью сосредоточился на своем господине. Как он был горд! Он нес самую почетную службу из возможных – после воинской. Но скоро он дорастет и до воинской.
Менес на миг пожалел, что это не он был на месте отца и не он застрелил этого человека во имя Ра…
У него вдруг мелькнула мысль о Киа и о том, как она должна была испугаться; но Киа, как и другие жрицы, оказалась на диво стойкой для девчонки. Менес не слышал от нее ни звука. Впрочем, выбрали же их за что-то в свиту Ра.
Бог со своими служителями и стражей проследовал до золотой ладьи, покачивавшейся на воде у причала. Менес слышал, что ладья эта волшебная. Конечно! Разве может быть иначе?
Ра ступил на борт, а следом за ним вошли жрецы. Последними вошли стражники. Ладья отчалила – без весел, без паруса, одною божественной волей.
Менес сидел на тростниковой циновке у ног повелителя, иногда посматривая на берег, но по большей части пребывая в торжественной неподвижности. Сит-Ра звероголовым исполином возвышался над самой головой сына, и того просто распирала гордость.
Чуть поодаль сидела Киа. Менесу показалось, что она села отдельно от других жрецов и даже… отдельно от бога. Хотя, конечно, ей было непозволительно приближаться к Ра так, как Менесу.
Вдоль всего берега теснилась такая же толпа, как и на площади. Ее сдерживали стражники Ра с энергетическими копьями, которых оказалось неожиданно много – хватило на весь путь, проделанный ладьей. Хотя Менес твердо знал, что даже без всяких воинов бог может сжечь своим гневом весь этот сброд, буде того пожелает. От этого сознания на губах мальчишки появилась чуть заметная улыбка.
На протяжении всей церемонии больше не произошло ничего неподобающего. И Менес вернулся под божественный кров с новым сознанием себя и своего господина – ему показалось, что он повзрослел.
Гордость и радость, гордость и радость мужа-охранителя святости Ра наполняли его. Ра был всесилен! Но он нуждался в них, своих воинах. Это был вечный и священный союз против всякого нечестия.
Бог распустил своих маленьких слуг для отдыха, как только они вернулись. Для служения своей особе в эти часы он призвал остальных, тех, кто не удостоился чести его сопровождать. А Менес смог вытянуться на своей прохладной постели, подремать, подумать и помечтать. Все сразу.
Мальчик проснулся перед самым ужином, и с большой охотой поел. Ему казалось, что все эти действия - поглощение пищи, сон - обрели новый смысл. Менес должен был оставаться здоровым и сильным для Ра.
Когда он возвращался в спальню, чтобы поупражняться перед сном в письме или поиграть во что-нибудь с товарищами, Менесу вдруг встретилась Киа.
Нет – она его искала, это он сразу понял. Менес хотел было обойти девчонку, но отчего-то остановился.
- Чего тебе? – спросил он, глядя в землю.
Он хотел как можно скорее закончить объяснение и разойтись с Киа. Менес с трудом выносил ее присутствие, и сейчас у него при виде нее испортилось настроение.
- Ты знаешь, что сегодня был убит брат моей матери? – вдруг спросила девчонка.
Ершистого, нетерпеливого Менеса как будто облили кипятком.
- Что?..
Киа смотрела на него прямо, и на лице ее было слишком много непозволительных чувств.
- Да, - сказала девочка. В глазах ее блестели слезы. – Я узнала только что, Менес. Отец мне сказал.
Менес встряхнул головой, как будто пытался вытрясти из глаз изумление. Это ему не удалось.
- Но почему? – сказал он.
Киа опустила голову, утирая слезы.
- Многое происходит, чего ты не понимаешь, - сдавленным голосом сказала девочка. – Ты знаешь, сколько людей в Та-Кемет голодает? Сколько людей живет в страхе…
- Тихо!
Менес оборвал ее, еще сам не понимая, чего боится, ее богохульства – или же за нее.
- В страхе перед чем? – вполголоса спросил он.
Киа подняла голову и посмотрела в сторону покоев повелителя. Она промолчала, взволнованный Менес – тоже.
- Есть место страха, - прерывающимся голосом сказала маленькая жрица. – Туда давно посылают людей, и недавно взяли много людей из моего селения. Наверное, брат моей матери поднялся против бога из-за этого…
- Он совершил непростительный грех! Он должен был умереть! – гневным шепотом перебил ее Менес. – Как ты не понимаешь?
- Я понимаю, - с грустной улыбкой сказала Киа. – Ра нечер-нечеру…
- Да, он величайший бог! И не смей больше говорить такие слова! – сердясь, произнес мальчик. – Тебя могут казнить, если услышат, что ты сказала!
“Что это еще за “места страха”? - с внезапным новым ужасом подумал он. – Что происходит, чего я не знаю?”
- А ты боишься за меня? – вдруг спросила Киа. – Тебе было бы жаль, если бы меня казнили?
- Да, - ответил Менес.
Он покраснел и опустил голову. Он вдруг понял, что ему будет очень жаль, если Киа умрет, хотя это и очень стыдно…
- Бог знает лучше, Киа, - сказал мальчик, не поднимая глаз. – Мы не должны так говорить и так думать.
- Ты прав, - ответила Киа.
Сейчас ей было уже девять лет, и хотя Менес подрос вместе с ней, она казалась значительно взрослее его.
Киа взяла его за руку, и Менес руки не отнял. Они с волнением ощутили пожатие пальцев друг друга.
- Пойдем погуляем по дворцу, - сказал Менес, от стеснения не поднимая глаз.
Киа сжала его руку, а потом высвободилась.
- Нет, Менес… я сейчас не могу, - сдавленным от слез голосом ответила она. Уже успела заплакать снова! Проворна!
“Девчонка”, - подумал Менес, но не с презрением, а с жалостью и чем-то вроде нежности.
- Завтра погуляем, - сказала Киа, потом повернулась и торопливо удалилась.
* Древние египтяне действительно отмечали так называемые “выходы” своих божеств: во время них изображение божества выносилось из храма и показывалось народу. Праздники сопровождались ритуальными действиями, символизировавшими мифические представления о том или ином боге, гаданиями, народными гуляниями.
========== Глава 8 ==========
На другой день Менес приступил к исполнению своих обязанностей с новым и пугающим чувством. Вчера как будто расширилось его видение… он понял, почему мать говорила о жестокости Ра. Вернее, не говорила, а думала так, хотя и пыталась это скрыть от него. Менес лучше понял жизнь, но вместе с тем стал более жестоким и сам.
“Ра дарует жизнь, когда доволен в своем сердце, - думал он. – Ра сжигает все живое, когда гневается. И это правильно”.
Но Менес не знал, как снова посмотрит на своего бога теперь.
Но когда Ра вышел к своим слугам, в новом зеленом платье, с серебряной пластиной на груди и волосами, убранными в косу – особенно хрупкий и юный сегодня – Менес воззрился на повелителя с прежним выражением. Великой любовью и великим трепетом. Что же, разве он не знал, каков Ра в гневе?
День прошел так, как Менес уже привык – хотя к такому невозможно было привыкнуть: это было каждодневное возрождение радости. Ра питал свою свиту силой и счастьем. Он был бог. Если в маленькую голову какого-нибудь из его слуг и закрадывались сомнения, близость к Ра их рассеивала. Ни в чьем больше присутствии они не испытывали таких чувств - радости духа и всего тела…
Но когда наступило время отдыха, Менес почувствовал, что не может отдыхать. Как будто какой-то жучок свербел в его сердце и точил его. Он все еще слышал тот выстрел, видел тот выстрел… и труп.
Менес вышел в коридор и пошел в направлении покоев девочек. Он был один, и отчего-то двигался осторожно, приглушая шаги. Скоро мальчик увидел маленькую тень, замершую у стены, которая через мгновение скользнула к нему.
- Привет тебе, - шепнула Киа. Она улыбнулась, но тут же стала серьезной. Подведенные глаза блестели от волнения.