- Хорошо, что ты лег сюда. Вот тут сплю я.
Менес покосился на него и спросил:
- А ты не боишься со мной рядом быть? Теперь.
На лице Неру появилась обида.
- Я не трус, - сказал мальчик.
Они помолчали – обоим было страшно. И оба боялись признать, насколько страшно.
- Сейчас у нас урок, - сказал Неру. – Отдельно для старших и младших.
- Какой урок? – спросил удивленный Менес.
- “Божественной речи”, - сказал Неру с гордостью. – Письма и чтения. Всех жрецов Ра обучают этому.
- Да, знаю, - кивнул Менес.
Гордость за свое новое положение мешалась в нем со страхом и восторгом, с которыми он думал о Ра. Вернее, мальчик боялся даже много думать о боге… теперь, когда был под его рукой и неусыпным оком.
- А девчонок тоже учат “божественной речи”? – спросил Менес.
- Да, - ответил Неру. – Почему нет? Мы все слуги бога.
- Всех учат вместе? – спросил Менес.
- Да, - несколько удивленно ответил его друг. – До десяти лет.
“Я увижу Киа”, - подумал Менес; и невольно улыбнулся этой мысли, ощутив тепло в груди.
- Ты очень смелый, - вдруг сказал Неру. – Я таких еще не видел. Я бы хотел быть как ты, Менес.
Менес улыбнулся.
- Спасибо, друг.
- Только ты неосторожен, - сказал Неру. – Ты забываешь, что бог все видит!
Менес нахмурился.
- Я ничего не боюсь! - сказал он.
Чем отчаяннее он говорил, тем больше боялся.
Тут послышался гулкий удар в медный гонг.
- Пора на урок! Идем, - сказал Неру, вскакивая на ноги. – Мы будем заниматься вместе, хотя тебе придется догонять меня.
- Я быстро догоню, - сказал Менес.
Он очень старался не думать о том, что ему будет за Канофера, и чем больше он старался, тем хуже получалось.
Маленькие жрецы группой двинулись на урок. Менес шел рядом с Неру, но не смотрел на него, задумавшись о том, что ждет его впереди. Что это такое – “божественная речь”? И что ему будет за Канофера?
“Трус!”
Менес встряхнул головой, рассердившись на себя.
Они вошли в большой зал с окнами-щелями, прорубленными высоко под потолком, с полом, устеленным тростниковыми циновками. Менес посмотрел, как рассаживаются его соседи: скрестив ноги, положив руки на колени – и сел так же.
Он посмотрел по сторонам и вдруг поймал улыбку Киа. Она действительно занималась вместе с ним!
Менес радостно улыбнулся девочке в ответ. Но больше он ничего не успел: вошел учитель, должно быть, тот самый Неби, наставник жрецов.
После урока, от которого у Менеса просто распухла голова – учиться письму, да еще и наравне с теми, кто занимался давно, оказалось очень трудно – мальчик вышел из класса об руку с Неру. Но тут друзей разделили. К Менесу подошел незнакомый величественный мужчина с золотым обручем, охватывавшим лоб, в длинной юбке, сковывавшей его походку.
- Идем! – резко сказал он Менесу.
“Открыт!” - подумал мальчик.
Охваченный стыдом и страхом, он беспрекословно подчинился. Менес чем дальше, тем меньше сомневался, что его ведут на расправу к самому великому богу. Его казнят! Он оскорбил слугу Ра, а за это, наверное, следует только смерть!..
Но Менес ошибся.
Пройдя пол-коридора, его проводник остановился и проделал что-то с гладкой светло-желтой стеной, на которой не было никаких знаков. И, повинуясь его руке, кусок стены бесшумно повернулся. На Менеса взглянула черная дыра, откуда веяло холодом.
Мужчина втолкнул его в карцер, а в следующий миг дверь так же беззвучно закрылась. Менесу показалось, что его погребли заживо.
========== Глава 5 ==========
Мальчик оказался в кромешной темноте. Его и дома, случалось, запирали в кладовой в наказание – но никогда еще он не был в такой полной, беспросветной темноте. Каменный блок потайной двери был настолько плотно пригнан к стене, что сквозь щели не просачивалось ни лучика; да ведь и самих щелей не было видно снаружи.
“А вдруг меня тут бросили? Умирать от голода?..”
Нет, нет, не может быть. За несколько тумаков противному мальчишке, недостойному оставаться слугой бога – не может быть!
Но ведь жрецы Ра неприкосновенны.
“Меня скоро выпустят, - думал Менес, усевшись у стены и уткнувшись лбом в колени. – Меня не могут держать тут долго! Я не заслужил!..”
Он вытянул ноги, поежившись от холода. Мальчик уже замерз от сидения на голом каменном полу – на нем была одна только юбка и сандалии, не считая золотых украшений на шее и руках, которые тоже вскоре стали холодить тело. Менес вскочил и стал мерить шагами свою темницу – шесть шагов в длину и четыре поперек. Ходить было так же холодно, как и сидеть, даже холоднее – от ветерка, который Менес поднял сам, тело прохватил озноб.
Он опять сел и выругался сквозь зубы. Менес снова уткнулся лбом в коленки, обхватил их руками, пытаясь сохранить тепло, которое стылая камера неумолимо забирала из его маленького тела. Менес был худым мальчиком, и сидеть на твердом камне скоро стало больно. Кроме того, его начала мучить постыдная потребность – постыдная потому, что негде было ее удовлетворить; может быть, позыв еще усиливался тем же проклятым холодом…
Менес кашлянул.
А если он заболеет?
Конечно, заболеет! Холод уже давно мучил его; подступил и голод. Менесу как будто дали испытать, что бывает с людьми, лишенными живительного солнца.
Мальчик, дрожа, пытался поджать под себя ноги, спрятать руки под мышки – но он коченел. Менес поднял голову, обозрел свою темницу – и едва не заплакал, на миг охваченный непреодолимой уверенностью, что его бросили здесь погибать, что его нарочно здесь забыли.
Он закусил губу, и боль помогла справиться со слезами. Менес медленно лег на пол - к стене, на бок, сжавшись, как младенец в утробе матери. Это помогало удерживать тепло.
Он закрыл глаза и потерял счет времени…
Напоминали о том, что он еще жив и мучается, только холод, голод и низменная нужда, которые все усиливались. Причем последняя мучила сильнее всего. Но Менес раньше умер бы, чем обмочился здесь.
“Великий бог! - думал он. – Прости меня! Я согрешил!”
Никто не являлся. Бог отвратил от него свой лик.
Менес повернулся на другой бок и наконец заплакал. Потом закашлялся, а затем снова заплакал. Первозданная бессолнечная тьма брала верх над маленьким сыном света, по капле выпивала из него жизнь…
В конце концов маленький узник так обессилел, что уснул бы - если бы не жесткий камень, на котором он лежал, казавшийся вершиной пыток.
Но все-таки Менес уснул.
Очнулся мальчик от ощущения, пробудившего его слабые силы. От ощущения, вызывающего к жизни любое существо – по его телу скользнул свет, показавшийся после бесконечного заточения очень ярким. А на самом деле это был только небольшой огонь масляной лампы, которую держал присланный за ним служитель.
- Вставай, господин, - приглушенно и боязливо сказал юноша, стоящий на пороге, и этот голос сразу дал Менесу понять, что перед ним раб. Мальчик вскочил, вернее – сел, застонав сквозь зубы от боли в затекшем теле. Кажется, он належал себе синяки. И как сразу захотелось!..
“Проклятье!”
- Мне надо выйти, - хрипло со стыдом сказал Менес. – Мне надо…
Он сделал выразительный жест, и раб, на мгновение замерший в удивлении, быстро закивал.
- Да, господин, я отведу. Прошу идти со мной.
Менес выскользнул из карцера, и только тут, как теплый дождь, на него нахлынула радость.
Он был жив! Он был спасен!
Менесу захотелось смеяться от счастья. Но в следующий миг он стиснул зубы, потому что терпеть было уже очень трудно. Мальчик пошел следом за рабом, стараясь двигаться прямо и никак не выдавать себя.
Скоро ему удалось облегчиться, и тогда Менес почувствовал себя намного живее и увереннее. Даже кашель, напавший на него в карцере, и голод, жегший желудок, как и проснувшаяся жажда, теперь казались почти пустяками.