***
Не ожидая от грядущего ничего хорошего я, стоя перед зеркалом, приводил себя в порядок. Компания в каюте собралась, в общем-то, стандартная: манул, плотно оккупировавший мою койку, ИИ, незримо присутствовавший, то и дело напоминавший о себе очередным вопросом и бегающий туда-сюда Кештин, который никак не мог определиться: помогать мне одеваться или сгонять своего питомца с капитанской кровати. Отражение в зеркале мне упорно не нравилось: парадная форма никак не желала нормально налезать. Зазеркальный я выглядел откровенно жалким и растрёпанным, несмотря на все попытки Кештина это изменить. Оставалось надеяться, что Фэнсон не из тех офицеров, которые ставят внешний облик превыше всего остального. Окинув себя финальным взглядом, я вздохнул и, прихватив с собой личный планшет, отправился к шаттлу. Всё свободное время в предыдущие дни я посвятил изучению моих же отчётов, которые в изобилии писал после любого значимого события. Делал это не только потому, что скорее всего потребуется их пересказывать Фэнсону, но и для подготовки к «обороне» в случае разных неудобных вопросов. Откровенно говоря, придраться было к чему: авантюризм, спорные решения, откровенные ошибки ― этого всего хватало в изобилии. Значит, нужно было готовиться отстоять свою точку зрения и надеяться, что меня услышат. К моему удивлению, летел я не один, а с Романом Османовым. Бизнесмен покидал корабль и поэтому тащил на себе небольшую сумку. Со времён разговора, который произошел неделю назад, мы хорошо если перекинулись парой фраз. Мне было откровенно не до него, к тому же, с появлением Фэнсона о каком-то дальнейшем сотрудничестве между нами говорить уже не приходилось. И хотя это было однозначно к лучшему, похоже, вскоре мне предстояло за это оправдываться. Летели по большей части молча, сидя друг напротив друга. Я сложил руки, оперся спиной на спинку и размышлял, Роман же то и дело поглядывал в свой планшет и периодически посматривал на меня, словно оценивая. Наконец, хмыкнув, он сообщил: ― Она здесь. ― Кто? ― не понял я. ― Джанет, ― коротко ответил бизнесмен, ― здесь, на Руре. У меня пересохло в горле, стараясь вести себя спокойно, я ответил: ― Не понимаю, о чём... Роман рассмеялся и сказал: ― Мне нет дела до того, что между вами и моей двоюродной сестрой. Моя задача ― забрать её домой. Понимая, что в маскараде нужды нет, я вызывающе уточнил: ― И отдать изуверам Джонгам? ― Это отвратительно ― с этим я согласен. Но, увы, мы ― Османовы. Наши жизни выбрали за нас. ― Как можно поддерживать такое? ― искренне не понимая спросил я ― Никак, ― пожал плечами Роман. ― Но если я воспротивлюсь ― у них мои дети, жена, деньги, в конце концов. Джанет сбежала, потому что ей нечего терять. Надеюсь, что год, который она провела на свободе, ей понравился, потому что второго шанса уже не будет. ― Вы отвратительны. Роман, соглашаясь, кивнул головой и, переиначивая семейный девиз, сказал: ― Мы, Османовы ― если уж отвратительны, то отвратительны во всём! Шаттл сел, я молча встал и направился к выходу, даже не пытаясь попрощаться с бизнесменом. Он окликнул меня, когда я стоял в самых дверях: ― Капитан, удачи! Постараюсь дать вам возможность попрощаться с ней, если... Не дослушав, я вышел.
***
На Руре царила зима. Планета в принципе отличалась довольно морозным климатом со снегом, обильно сдобренным промышленным смогом, заморозками и прочими прелестями зимы. Нацепив заранее подготовленный плащ, я прошел быстрый досмотр и в одно мгновение добежал до ожидавшего меня такси. Теперь предстояло ещё минут сорок лететь до дворца губернатора. Столица планеты, город Дормунд-Эссен, производил плохое впечатление. Серые дома-коробки, очень плотная застройка, куча яркой безвкусной рекламы, которая лезла в глаза из каждой щели. Из-за зимы создавалось впечатление полного отсутствия в городе зелени, хотя возможно оно так и было: пока мы летели, я не видел ничего, хотя бы отдалённо напоминавшего парк. Дворец губернатора представлял собой потешное зрелище: псевдо-историчное здание, в каком-то недо-колониальном стиле по соседству с вполне обычными, безликими современными бетонными сооружениями. Выглядело это как минимум нелепо. Не знаю, как Фэнсон ― человек, явно имеющий самоуважение, позволил себе остаться в нём. На входе меня вновь основательно проверили и затем, в сопровождении лейтенанта, пропустили вовнутрь. Судя по всему, я не сильно ошибся в своей оценке того, как Фэнсон относился к этому месту: даже за такой малый срок оно уже пришло в запустение. Похоже, новые владельцы задерживаться здесь не собирались. Всё убранство, которое и раньше представляло собой мусор с претензией на раритетность, теперь стало просто мусором и валялось, сваленное в кучи, по углам. Его место заняли многочисленные ящики, терминалы, какие-то приборы и огромное количество различных проводов - это говорило о том, что дворец губернатора теперь правильнее было бы называть штабом. Сам генерал-майор занял помещение бывшей курилки - не из-за соответствующего пристрастия, а потому что находилось оно, как я успел заметить, буквально в шаге от спуска в подвал-бомбоубежище. Коротко постучав и получив разрешение войти, я оказался в небольшом кабинете, одна стена которого была полностью прозрачной и открывала вид сначала на небольшой балкончик, а затем на внутренний двор. Центр помещения занимал бильярдный стол, а по углам стояли мягкие кресла. По крайней мере, таким оно было раньше, от прошлого остались разве что кресла. Даже окно было заставлено шкафами, судя по виду, притащенными сюда из какого-то кабинета. Из него же позаимствовали и резной стол, за которым восседал хмурый спецпредставитель. Генерал-майор явно был не в настроении, поэтому меня встретил лишь едким взглядом и кивком головы. Я так и стоял перед ним несколько минут, прежде чем он жестом указал мне на кресло перед собой. Так же молча Фэнсон активировал свой компьютер и начал листать какие-то файлы. Какие именно угадывать не было нужды - это были мои отчёты. К моему удивлению, Фэнсон не столько пытался вцепиться в отдельные мои косяки, сколько хотел выяснить причину тех или иных поступков: сделка с Романом, личное участие в некоторых операциях и сотрудничество с человекоцентристами. Особенно Фэнсона интересовало последнее ― большую часть времени мы говорили именно о моём пребывании на Сарагосе. По поводу личного участия также возникло немало вопросов. Выслушав меня по этому поводу, генерал-майор заметил: - Вы ведь сами знаете, как в адмиралтействе относятся к авантюризму? Ваше счастье, что два года назад отменили «гениальный», - особенно выделив последнее слово сказал Фэнсон, - приказ восемнадцать-шестнадцать. «Восемнадцать-шестнадцать», или как его называли «спасите наши жопы», требовал от командиров всех рангов максимально дистанцироваться от личного участия в любой активности, ограничиваясь планированием и руководством. Причины его появления были тривиальны: нехватка грамотных, хорошо обученных офицеров. Своеобразная, очень неумелая попытка умерить пыл молодым офицерам по итогу обернулась прямо противоположным - их выросло целое поколение, и они не годились ни для чего, кроме штабной работы. - Впрочем, вижу, останавливаться на конкретно этом эпизоде смысла нет, - продолжил генерал-майор, - от всей вашей деятельности веет авантюризмом и надеждой на удачу. Это вам припомнят, когда череда везения закончится. Это не прозвучало как угроза, скорее, как констатация факта, от человека, который сам через что-то подобное уже прошёл. Фэнсон вздохнул и побарабанил пальцами по столу. - Адмиралтейство в целом положительно относится к проведённой вами работе, - наконец сообщил он. - Мне было поручено дополнительно, «на месте», изучить ситуацию и написать рапорт. Если вкратце: учитывая явную недостаточность сил и средств, справились хорошо. Отдельные негативные эпизоды, авантюризм, излишняя самонадеянность будут отражены особенно. Не принимайте это близко к сердцу ― так будет лучше для вас самого. Я собирался выдохнуть, но остановился даже не начав - Фэнсон ещё не закончил, а лишь прервался на секунду, рассчитывая меня дезориентирова