ежели полёт во Фронтир. Никаких отвлечённых занятий вроде наблюдений за космическими китами. Даже от общекорабельных учений отказались - в них было мало смысла. «Своенравному» предстояло встать на ремонт как минимум на пару месяцев, а команду, особенно матросов, распределили по другим кораблям. Чтобы совсем не распустить экипаж, проводились еженедельные точечные тренировки. Имитация пожара, разгерметизации, столкновения и всё в этом духе. Из-за всего этого у меня высвободилось какое-то невероятное количество свободного времени, потратить которое с пользой оказалось не так уж и просто. С Джанет всё было отлично. Мы упивались обществом друг друга, стараясь не разговаривать о том, что будет после того, как мы долетим до Земли. Этой темы мы коснулись всего один раз, практически в самом начале пути. В тот день я решил заглянуть к своей возлюбленной в её каморку, но Джанет там не было, как и в столовой и даже в офицерской кают-компании. Выручил меня ИИ, который подсказал, что искать её нужно возле криокапсулы Романа. Джанет, перемазанная с головы до ног краской, была занята тем, что наносила на криокапсулу какой-то очень сложный рисунок. Судя по обилию вокруг баночек, скляночек, тюбиков, кисточек и палитр, занималась она этим не впервые. Увлечённая процессом, девушка меня даже не заметила. Дождавшись, пока она остановится, я аккуратно покашлял, обозначая своё присутствие. Девушка слегка вздрогнула, но, поняв, что это всего лишь я, выдохнула и, кивая, сказала: ― Привет, я... хотела побыть одна... Это было достаточно необычное желание для неё, но в конце концов у каждого человека должно было быть личное пространство. ― Если хочешь, я пойду. Джанет мельком посмотрела на свою картину и покачала головой: ― Нет, останься, пожалуйста. Пожав плечами, я отступил на пару шагов назад, так, чтобы не мешать Джанет и оттуда внимательнее рассмотрел картину. Она ещё не была завершена, но общий мотив был понятен. Зелёный луг, больше смахивающий на море, множество танцующих на нём фигурок или силуэтов, из-за незавершенности было сложно сказать, а над ними бескрайнее звёздное небо. Источник вдохновения последнего фрагмента долго искать не нужно было: ту же самую картину пришлось наблюдать и мне, оказавшись в открытом космосе. ― Неплохо, ― прокомментировал я. ― Тринадцать лет несчастий, ― не отрываясь от своего занятия ответила Джанет. ― Что? ― Тринадцать лет несчастий ждёт того, кто похвалит картину до её завершения, примета такая, ― отойдя на пару шагов назад, чтобы рассмотреть свои труды, пояснила девушка. ― Подай мне, пожалуйста, прусский серый. Я беспомощно оглядел многочисленные баночки с краской в попытках найти для начала хотя бы что-то серое. ― Он должен быть в тюбике такого же цвета, как пуговицы у твоего парадного мундира. Какого цвета пуговицы на моём мундире я был не в курсе, но искомый тюбик нашёл. Наблюдая за тем, как она рисует, мне пришла в голову одна мысль: ― Не лучше ли было рисовать на холсте? Джанет пожала плечами и несколько отстранёно ответила: ― Я так и собиралась, но не смогла придумать, что рисовать. А пришла сюда ― и сразу поняла, чего хочу. ― Вряд ли он увидит твои труды. ― Увидит, не глазами, так сердцем! ― уверенно ответила Джанет. Она отложила кисть и палитру чуть в сторону и села прямо перед криокапсулой, водя рукой по той её части, где ещё не было краски. ― Мы всё детство провели вместе. Рядом с нашей усадьбой был высокий холм или скала, не помню уже, с нее открывался потрясающий вид на округу. Мы вместе постоянно туда бегали. Я рисовала, а Рома бегал вокруг и тащил ко мне всякую живность или красивые камни, ― Джанет положила голову на капсулу и очень тихо произнесла, ― как же давно это было. Словно в другой жизни. Я сел рядом и задумчиво сказал: ― Мне он рассказывал немного другое. Про бесконечную учёбу и распланированную жизнь. ― И такое было, но иногда, где-то раз в месяц, в усадьбе оставались только мы вдвоем и слуги. Свобода длинною в день, ― Джанет сначала улыбнулась, а затем помрачнела и более серьёзно добавила. ― Странно, неужели он забыл об этом? «Возможно, и забыл. Иногда, чтобы забыть весь негатив, необходимо выкинуть и позитив» ― подумал я, но вслух сказал другое: ― Мне кажется, он просто в тот момент решил об этом не упоминать. Некоторое время мы сидели в тишине, каждый размышляя о своём, но затем вопрос, так долго висевший в воздухе, наконец, был задан мною: ― Почему ты решила вернуться к семье? Джанет постучала ногтем по криокапсуле и шёпотом ответила: ― Вот она ― цена моей свободы. Рома не желал мне зла. Добра, впрочем, тоже, но это не так важно. Он явился тогда в телестудию за мной, и вот оно чем закончилось. Сколько ещё должно пострадать, прежде чем я наиграюсь? По-моему, уже достаточно. ― Ну, во всяком случае у тебя есть ещё целый месяц, ― имитируя оптимизм, заметил я. ― Больше. Два года. Дядя прислал письмо и пообещал, что если я вернусь с Ромой, то он отсрочит свадьбу с Альфредом Джонгом на два года. Это известие стало для меня неожиданностью и изрядно ободрило. Не скрывая воодушевления, я сказал: ― Ну вот видишь. Думаю, мне удастся кое-кого подмазать, и мы сможем... ― Если ты собираешься ради меня бросить службу ― то думать забудь об этом! ― неожиданно резко сказала Джанет. ― Я же не слепая, вижу, как тебе важно то, чем ты занят, как ты важен для своей команды. Огрызок от любви длинною в два года не стоит этого! Она рывком встала, отряхнула подол платья и решительно повторила: ― И думать забудь об этом! У меня были несколько иные взгляды на этот счёт, ещё не до конца оформившиеся, поэтому вслух я это высказывать не решился.