— Это вы справились, — проговорила Рита. — Вы с мамой. А я… — Она устало махнула рукой.
— Перестаньте, — слегка поморщился он. — Самоедство никогда не доводит до добра… Вы же не можете это все изменить.
— Могу, — упрямо мотнула она головой. — Надо только решиться.
— Если надо, то решайтесь, — улыбнулся он.
И встал.
— Не уходите, — попросила Рита быстрее, чем включился голос разума. — Правда, не уходите. Хотите, я сварю кофе? Я купила хороший кофе. Хотите?
Он удивленно вскинул брови.
Рита испугалась — а вдруг она сказала что-то лишнее?
Она уже хотела извиниться, отпустить его, но вспомнила, как ей стало страшно. Она с опаской посмотрела на пальму — а вдруг той опять придет в голову принимать очертания женской фигуры — смерти?
Нет. Пальма была самой обычной монстерой. Раскидистые ветви. Огромные листья…
Кстати, надо ее полить.
Потом она перевела взгляд на Сергея и поняла — пусть он думает о ней что угодно. Пусть. Она не хочет, чтобы он сейчас уходил.
— Мне было страшно, — просто сказала она. — Когда вы ушли… Мне даже вот эта пальма показалась черт знает чем! Пожалуйста…
Он рассмеялся.
— Конечно, — сказал он, немного наклонив голову. — Я в самом деле хочу кофе. А Нику надо наконец-то поспать спокойно, без нашего присутствия… А то мы не пускаем к нему хорошие сны…
Теперь пришел ее черед удивиться.
— Вы поэт? — спросила она.
— Нет, — ответил он серьезно. — Вообще-то я врач. Но когда я понял, что не могу исправить что-то, что смерть неизбежна… Наверное, это лишняя откровенность.
— Нет, — покачала она головой. — Нет…
— Я не могу справиться с чужим страданием, — продолжал он. — Но я могу это описать… Попытаться сделать что-то. Люди ведь смотрят на больных со страхом. Словно их прикосновение будет заразным, принесет несчастье… Есть еще глупцы, которые смеются. Тем самым они увеличивают страдания бедняги. Я хотел бы написать про то, что испытывает такой отверженный…
— Вы думаете, это напечатают?
— Скорее всего нет… Но наше дело писать, разве нет? Я люблю слова. В словах заключена музыка. Тайна… Даже магия, если хотите. Люди в основном их боятся.
— А мне кажется, что слово само по себе ничего не значит, если не насытить его эмоциями. Чувством, — рассмеялась Рита. — Это потому, что когда-то я была актрисой…
— Вы? — удивился он.
— А что такого? Я не похожа на актрису?
— У вас кожа хорошая, — сказал он. — Не испорченная гримом.
— А я недолго была актрисой. Потом появился Ник, и вся моя жизнь приняла другое направление. Я, так сказать, презрела законы «дао» и изменила путь в жизненных пределах.
— Не вы, — серьезно сказал он. — Бог изменил. Не надо вам было быть актрисой, по Его разумению… А вы просто покорились Его решению. Ник лучше, чем театр…
— Театров много, а Ник один, — согласилась Рита. — И потом, я сейчас смотрю на актеров и думаю: «Бог мой! Неужели я тоже бегала по сцене так же смешно и говорила громко, почти орала во всю глотку — а мне казалось, что я насыщаю текст собственной гениальностью?»
Они расхохотались.
— Тише, — остановился первым Сергей. — Мы разбудим мальчика, а ему нужен сон… Знаете, это ведь на самом деле так — сон лучшее из лекарств. Я знаю это потому, что уже забыл, как он выглядит, сон. Когда его теряешь, начинаешь вспоминать даже такую банальность…
— Что-то было не так в вашей жизни? Почему вы теперь не спите?
— Было, — вздохнул он. — Когда-нибудь я вам расскажу. Когда мы перейдем на ты.
— Давайте сейчас!
Она смотрела на него прямо, по-детски искренне. Она этого и в самом деле хотела, понял он.
— Хорошо… Ты…
Получилось неуверенно. Как будто он учился ходить. Это «ты» приближало его к ней на опасное расстояние.
— Я первый раз говорю так откровенно… с тобой, — сказала она. — После долгого-долгого перерыва. Вообще-то я привыкла скрывать от окружающих свои настоящие чувства. Мне всегда кажется, что я кого-то обижу, если думаю не так, как он. Или меня обидят…
— Похоже, нам с тобой просто надо заново учится разговаривать по душам, — невесело улыбнулся он. — Конечно, дело нелегкое… Но наплевательски к этому относиться мы просто не имеем права. Из-за Ника…
Она и сама не знала, что с ней происходит. Вернулось спокойствие, и ей даже было хорошо — первый раз за долгие месяцы зимы в сердце…
Он пил кофе, и она снова отметила, что он похож на Сережку, только повзрослевшего, печального и… надежного…
Где-то играла музыка. Она узнала ее — «Белль» из «Нотр-Дам де Пари»… Только на русском.