Сережина дверь была приоткрыта.
Рита на минуту замерла. «Что я ему скажу? Как я это скажу? Поймет ли он меня?»
Ей захотелось вернуться. Но она решительно открыла дверь. «Что будет — то и будет», — решила она.
— Сережа! — позвала она его с порога.
— Да, кто там? — ответил ей голос Валентины.
А спустя минуту она показалась на пороге.
— Рита?
— А… где…
Она беспомощно огляделась вокруг. Только теперь она заметила, что квартира пуста.
Нет ничего, кроме тех вещей, что принадлежали Валентине.
— Сережа… Где он?
— Он? Уехал, — пожала Валентина плечами. — Еще вчера… Внезапно. Куда — уволь меня, не знаю… Даже не предупредил. Ну конечно, зачем предупреждать-то?
Рита уже не слышала Валентининых причитаний.
Она вышла на лестничную площадку, почти ничего не чувствуя. Только одиночество…
«Вот так Он все исправил, — горько вздохнула Рита, чувствуя себя в темном лесу, навеки заблудившейся. — И — по заслугам, — усмехнулась она. — Теперь твоя жизнь будет именно расплатой за совершенный тобой грех!»
Часть вторая
ОДИНОЧЕСТВО
Глава первая
НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ
«Никогда больше не поеду в автобусе», — подумала Амира. Лучше пешком ходить, раз уж Господь не придумал до сих пор, как устроить ее жизнь получше.
— Простите…
— Ничего, — попыталась она улыбнуться, хотя стоящий сзади почти сплющил ее. «Дышать-то трудно, мамочки мои, — подумалось Амире. — Повезло, блин…»
— Я не виноват.
— Верю…
Она не могла обернуться. Но голос был приятный.
Чего же портить другому человеку настроение, если его испортили тебе…
— Следующая остановка Первомайская…
— Слава Богу, — вырвалось у Амиры.
Она начала прокладывать себе путь к проходу.
Теперь она нечаянно толкнула того типа, который стоял за ее спиной.
— Не подумайте, что это из мести, — начала она. — Токмо по причине крайней необходимости…
Она подняла глаза и осеклась.
«Вот тебе, Амирка, демократия…»
Стоящий напомнил ей какого-то полубомжа. Или старого, невесть в каких пампасах сохранившегося хиппи. Совсем уж олдового. «Олдее не бывает»…
Он заметил, как она отшатнулась, и едва заметно усмехнулся.
— Простите, я не хотела… — Она запнулась. Краска залила ее щеки, и она опустила глаза, постаравшись скрыть вспыхнувшую в них жалость.
Но он поймал ее взгляд и сразу насупился, отвернувшись к окну.
«Ладно, детка, не бери в голову. Бери ниже… Что тебе Гекуба-то? Знаешь, сколько по улицам ходит вот таких былых умниц и красавцев с глубокими и грустными глазами? Что — ты, когда мир отшатнулся от них!»
Амира вышла из автобуса.
Невольно обернувшись, посмотрела вслед. На секунду ей показалось, что этот бродяга смотрит на нее.
«Ну да, — иронично усмехнулась она. — Прямо глаз не сводит… Глюки и фэнтези… Автобус-то уже исчез, а он просто растворился в воздухе вокруг твоей особы и смотрит. Делать-то ему больше нечего!»
Она пошла вдоль улицы, застроенной вызывающе шикарными особняками. Если бы не Ритка, она никогда не приехала бы сюда. Рядом с ними у Амиры невольно появлялись дурацкие мысли, что живет она совершенно неправильно, никогда в жизни у нее не будет этакой роскоши и вообще — она, Амира, такая маленькая перед этими особняками!
— Как вошь, — не долго думая подытожила она свои рассуждения. — Или тля какая-то.
Хотя, если присмотреться, особняки эти не так уж хороши… Какие-то аляповатые, безвкусные…
Но Риткин дом вполне красивый. Сказывается все-таки эстетизм, присущий его хозяевам.
— Вот дура эта Ритка, — проворчала она сквозь зубы, подходя к двухэтажному дому. — Живет в таких условиях и воображает, что нет на свете человека несчастнее…
Она набрала код. Калитка открылась.
Амира прошла по дорожке к дому.
Нажала на звонок. Где-то в доме звякнул колокольчик.
Дверь открылась.
Рита стояла на пороге.
— Амира… — выдохнула она.
— Ну вот, наконец-то выбралась, — сказала Амира деланно-бодрым голосом. «Ох, Ритка, — подумала она, — до какой же степени ты себя довела… Глазищи в пол-лица. Худая, как скелет. И руки дрожат…»
— Амирка, проходи же…
Она схватилась за Амирину руку.
Амира хотела сказать что-то бодрое, жизнеутверждающее типа «какая ты стала красивая» или еще такую же жизнерадостную ложь придумать — но вместо этого порывисто обняла подружку.
— Ритка моя, — прошептала она, гладя ее по вздрагивающим плечам, — что ты с собой сделала? На минуту тебя оставить нельзя… Ох, Ритка, Ритка…