— Ох, — не удержалась Рита. — То есть дед был женат? И бабушка его простила?
— Не сразу, — лукаво улыбнулась мама. — Сначала она ушла к родителям. Но он всю ночь стоял под ее окном на коленях…
Рита рассмеялась, представив себе эту картину.
— Получается, что бабушка у меня была Клеопатрой…
— Нет, — покачала головой мама, — совсем не Клеопатрой… Она просто была настоящей женщиной… Клеопатра — это уж по твоей части, моя дорогая! Подумай сама — зачем ты ломаешь две жизни? Ведь твоя бабушка поняла в свои восемнадцать лет очень простую истину — что любовь важнее всего на свете. И надо уметь прощать. Надо уметь принимать эту любовь, понимаешь? А ты в тридцать лет не можешь этого уразуметь, глупенькая.
— Да, конечно, — невесело вздохнула Рита. — У бабушки все-таки был дедушка…
— Ты знаешь, мне кажется, что Сережа тоже рано или поздно окажется чьим-то дедом, — заметила мать. — И Вите тоже эта участь грозит, причем, боюсь, в самом скором времени. Сколько его старшей дочери?
— Не помню, — призналась Рита. — Знаешь, я никогда не интересовалась его детьми…
— Странно, — сказала мать. — Он твоими интересуется вовсю… Он в них души не чает… Если уж у нас с тобой пошел разговор по душам — расскажи мне, за что ты его ненавидишь? За то, что он тебя любит? За то, что работает день и ночь, чтобы ты ни в чем не нуждалась? Да что ты — я, Ник, Артем… Ты знаешь, как ему бывает тяжело, Рита? Или ты всерьез считаешь, что он грубое животное?
— Нет, мама…
— Считаешь… Зачем ты вышла за него замуж? Чтобы превратить его жизнь в медленную пытку?
— Нет! Я хотела… я думала… что я смогу сделать хоть кого-то счастливым!
— Рита! Хоть кого-то никогда не удастся сделать счастливым! Сделать таковым можно только того человека, которого любишь… А ты умудрилась сначала сделать несчастным того, кого любила, а потом повторить то же самое с другим человеком… Зачем?
— Мама, но Сергей же мог что-то мне объяснить! И та женщина. Она сказала, что он убил девушку.
Мать замолчала.
— Когда твой отец умирал от рака, я мечтала, чтобы нашелся человек, который помог бы ему безболезненно уйти от этих страданий, — сказала она после долгого молчания. — Я молила Бога, чтобы кто-нибудь сделал ему эвтаназию… Рита, та девушка, Таня, была ему лучшим другом. И она умирала на его глазах… Она мучилась. Что он должен был делать? Смотреть в ее глаза, знать, что ты можешь облегчить ее уход, видеть, как с каждым днем сознание покидает ее — и остается лишь боль? Рита, не будь такой же жестокой, как все эти медицинские ханжи! Мне всегда интересно, что сделали бы они, окажись в такой беде?
— Подожди, мама, — остановила Рита. — Что ты говоришь? Какая девушка? При чем тут мой отец? Он же… Мама, та женщина сказала мне, что он убил эту девушку из ревности!
— Я никогда не видела ту даму, которая все тебе это наговорила. Не знаю, что заставило ее возвести на Сережу эту напраслину… Я знаю только, что эта несчастная девочка тонула. Он пытался ее вытащить, но потом понял, что все, что он делает, бессмысленно. Однажды она сама попросила его облегчить ее страдания. Сама! Он отказался… Каждый день он видел, что она страдает все больше, больше — боль была нестерпимой. Уколы не помогали. Наркотики лишали ее разума… Красивое, нежное существо на его глазах превращалось в нечто ужасное, бесформенное… Он каждый день встречался с ее взглядом, полным боли и одиночества, — и знал, что она так страдает по его вине… Из-за него! Рита, он пережил кошмар… Однажды разум вернулся к ней. Она сказала: «Я не могу больше просить тебя об этом. Я все поняла… Я слишком люблю тебя, чтобы сделать тебя убийцей». Это было только мгновение… Он весь день ходил по городу под дождем, и в его ушах звучал ее голос. Вечером он вернулся в больницу. Поверь, Рита, он не сделал ей укол. Он просто набрал в шприц нужное количество морфина… Вот и все. Она видела, что он делает. И прошептала: «Спасибо…» Рита, я ему верю! Извини меня, но отчего-то его рассказ вызывает у меня больше доверия, чем бредни этой странной особы… Откуда она вообще взялась, эта чокнутая детективша?
Рита молчала.
Сейчас ей было все равно, откуда взялась Татьяна Абрамовна. Сейчас все вертелось перед ее глазами, как в калейдоскопе, — и она думала только об одном. Она вспоминала, какой у него был взгляд. Как у побитой собаки. Собаки, вечно ждущей удара.
— Все кончено, — выдохнула она. — Я сама разрушила свою жизнь…
— Почему ты в этом уверена? Все можно исправить!
— Но как же тогда…
— Мама! — в дверь просунулась голова Ника. — Тебя тетя Амира к телефону!