– Почему?
– Это заставило бы меня волноваться за ваше здоровье, – бесхитростно ответил он.
Внутри Квинби разлилась теплая, словно солнечный свет, волна безотчетной благодарности. Она с трудом отвела от него глаза.
– Это всего лишь проявление здравого смысла – воздерживаться от курения, которое, как вы только что сами сказали, вредно для здоровья.
– И все же я продолжаю настаивать на том, что вы в своих поступках не всегда руководствуетесь здравым смыслом.
– Я сказала, что вы понимаете людей, но не говорила, что вы способны читать мысли, – возразила Квинби. – Для того, чтобы судить о таких вещах, вы еще недостаточно хорошо меня знаете.
Гуннар снова улыбнулся.
– Я и не утверждаю, что могу читать ваши мысли, но мне кажется, что я вас все-таки знаю, Квинби. – Его улыбка растаяла. – Прежде, чем ваша кандидатура на эту должность была рассмотрена, вашу биографию внимательно изучили.
Ее взгляд метнулся к его лицу.
– Мою биографию? Изучили?
– Ну-ну, не стоит так возмущаться. Вы же сами понимаете: Джон и Элизабет могли доверить своего сына только надежному человеку.
– В Лондоне, в агентстве по найму, на которое я работаю, есть мое исчерпывающее досье. Не понимаю, для чего могли потребоваться какие-то дополнительные… исследования.
– В досье содержится лишь поверхностная информация, – проговорил Гуннар и, глядя в потолок, заговорил по памяти:
– Квинби Свенсен, двадцати семи лет, незамужняя, родилась и выросла на ферме в двухстах километрах от города Сент-Пол, штат Миннесота, старший ребенок в семье, имеет четырех братьев и трех сестер. Изучала музыку в университете Миннеаполиса по классу арфы. – Теперь он смотрел прямо в глаза Квинби. – Нам не известно, почему вы решили бросить музыку, когда вас пригласила престижная школа в Лондоне, которая готовит и трудоустраивает по всему миру квалифицированных специалистов по уходу за больными детьми. Вы проучились там полтора года, и после окончания работали уже в трех семьях. Вы были няней гиперактивной дочери одной кинозвезды, затем ухаживали за больным астмой ребенком автомобильного магната и, наконец, выхаживали сына-инвалида премьер-министра страны, из которой нам только что так успешно удалось смыться. Все ваши прежние наниматели превозносят вас буквально до небес. Все они предлагали вам очень большие деньги, чтобы только вы согласились у них остаться. – Гуннар помолчал. – Но вы каждый раз отвечали отказом. Самый длительный срок, который вы, мисс Свенсен, пробыли с одним и тем же ребенком, составляет два года. Эта ваша миссис Далкейт из агентства полагает, что вам нравится сложная работа, и как только ребенок уверенно идет на поправку, вы принимаетесь искать новое место. Мы тоже так думали до тех пор, пока не получили отчет от наших людей.
– Правда? – настороженно спросила Квинби. – И что же такое они вам сообщили, после чего вы изменили свое мнение?
– Вы боитесь оставаться надолго в одной и той же семье, – осторожно произнес он. – Вы – человек сильных чувств и начинаете привязываться к этим детям. Вам и без того каждый раз было невероятно тяжело уходить. Останься хоть на день дольше, вы бесповоротно привязались бы к ребенку, который не является вашим.
Квинби была потрясена. Она ощутила себя так, будто ее раздели и выставили на всеобщее обозрение.
– Да, вы составили исчерпывающий психологический портрет.
Гуннар внезапно накрыл ладонью руку девушки, лежавшую на подлокотнике кресла.
– Не пугайтесь, Квинби. Я чувствую, что вы… – Он умолк. – Послушайте, ведь это прекрасно, когда человек способен на такую привязанность! На свете очень мало людей, умеющих любить всем сердцем и душой. Большинство из нас предпочитает заползти в собственную раковину и ничего не отдавать окружающим. А вы – другая. Вы отдаете всю себя и ничего не требуете взамен. Это редкий дар, Квинби.
Ее рука напряглась под его сильными пальцами. Нужно убрать ее. Прикосновение Гуннара вызывало трепет глубоко внутри нее, и она прекрасно понимала, что это означает. Ей не хотелось думать, что этот золотоволосый сорвиголова заставляет ее испытывать возбуждение. Он принадлежал к совершенно иному миру, и между ними не могло быть ничего общего. Она будет полной дурой, если станет делать далеко идущие выводы, основываясь на нескольких загадочных фразах, произнесенных мужчиной, привыкшим, судя по всему, получать от женщин все, что захочет. Квинби облизнула губы.
– Я вовсе не стыжусь своей сентиментальности. Мне лишь не нравится, когда ее выставляют напоказ всем и каждому.
– Но я – не «все». – Его пальцы сжались. – Я – Гуннар, и рядом со мной вы можете чувствовать себя совершенно спокойно. Я никогда не поступлю с вами так, как это сделал Лакруа.
– Лакруа?! – Глаза Квинби расширились. – Да вы и впрямь провели исчерпывающее «исследование». – Она отдернула руку. – И весьма наглое. Моя личная жизнь никого не касается, черт побери! И не имеет ничего общего с моей профессиональной деятельностью.
Гуннар сконфузился.
– Извините. Случайно вырвалось. Вы совершенно правы: я знаю о вас больше, чем вы обо мне, и это ставит нас в неравное положение. Хотите, расскажу вам о Мари-Энн?
Квинби растерянно уставилась на собеседника.
– А кто это?
– Мари-Энн Мино – мое последнее увлечение. Я уверен, она не стала бы возражать против того, чтобы я вам о ней рассказал. Между нами, впрочем, не было ничего серьезного – не так, как у вас с Раулем Лакруа. – Гуннар нахмурился. – Мне почему-то не нравится думать о том, что между вами было. Никогда не считал себя ревнивым, но…
– Не пойму, о чем вы говорите?!
Молодой человек удивленно глянул на девушку.
– Предлагаю обмен: я рассказываю вам о своем романе, вы мне – о своем. Это справедливо, и нам будет гораздо легче общаться.
– Нам не надо общаться. Мы чужие люди.
– Вот именно, – радостно кивнул удовлетворенный ее понятливостью Гуннар, – чужие. Поэтому мне и захотелось узнать о вас побольше, причем сразу же, с первого взгляда. Я хочу спасти вас и наблюдать, как вы раскрываетесь – лепесток за лепестком.
Этот человек ставил ее в тупик каждой своей фразой.
– Кроме того, чтобы быть до конца честным по отношению к вам, я не стану вас торопить. Я не хочу пользоваться своим преимуществом. – Внезапно он хмыкнул. – Нет, конечно, хочу, но не таким образом.
Квинби смотрела на него с беспомощным возмущением.
– А каким?
– О Господи! А я еще собирался быть скрытным. Нужно было заранее сообразить, что из этого ничего не выйдет. В таком случае мне, наверное, лучше быть с вами предельно откровенным. – На его губах появилась довольная улыбка. – Я намерен играть на вашем чудесном теле, как на струнах арфы, я выучу все до последней мелодии, которые оно в себе таит, а потом научу вас тем, которые скрыты внутри меня. – Он помолчал и добавил:
– И если нам улыбнется удача, мы будем вместе исполнять эти мелодии на протяжении следующих пятидесяти лет или около того.
У Квинби перехватило дыхание. Не может быть, чтобы он говорил все это всерьез.
– Как поэтично, – насилу улыбнулась она. – Хорошо, что мы с вами уже выяснили, насколько я рациональна и прагматична, иначе я могла бы принять ваш треп за чистую монету. А скажите-ка, вы подкатываетесь ко всем няням вашего крестника?
– Вы станете его первой няней. – Губы Гуннара вздрагивали от едва сдерживаемой улыбки. – Вы мне не верите?
– Конечно же, нет. Я не принадлежу к числу тех женщин, от которых мужчины теряют голову. – Квинби старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и рассудительно. – Я в меру умна и привлекательна, но уж роковой женщиной меня никак не назовешь. Да я и не хочу ею быть. Мне всегда казалось, что в современном мире Далила чувствовала бы себя крайне неуютно. Предпочитаю относиться к категории «середняка».