— Давно бы пора, — проворчала она, — Тошка, как всегда, тянет до последнего.
Глава 6. Император.
Светлана лежала в кресле и молча смотрела в потолок, пока Максим аккуратно удалял пинцетом осколки из ее лица, временами расширяя ранки лазерным скальпелем.
— Как в спа-салоне, — проворчала она. Максим покачал головой.
— Красоты особой не обещаю. Но Антуан считает, что удастся обойтись без шрамов.
— Шрамы украшают воина, — заметила Светлана, — ну а как там бору? Он не очень тяжело ранен?
— Тяжело. Но бору очень сильные. Пули застряли в ребрах, не дошли до сердца. И кстати, это не он, а она.
— Да ты что? — поразилась Светлана.
— Да. Ее зовут Ка-Нга-Ррас. Если я правильно воспроизвожу. Я ее погрузил в сон пока.
Максим еще раз тщательно осмотрел раневую поверхность. Стал накладывать псевдокожу — пленочную повязку, имитирующую свойства здоровой кожи.
— Они что там, еще и на Чужих охотятся?
— Да, — пробормотал Максим, — она и ее партнер… половой партнер. Они остались чуть ли не последние в этом городе. Раньше на планете жило много бору, джанов, тха. Но теперь инородцев они не терпят. Так вот, у них было какое-то разрешение на проживание, на работу. Они думали, обойдется. Но потом ее партнера забрали в ГАЗ, а ей удалось сбежать. Она помыкалась вокруг города — кстати, ее Лотта с Ю уже встречали. И решила попробовать спасти партнера. Пришла — а его, как выяснилось, уже порешили. Ну и за ней началась охота. Вот такие дела. Все готово, можешь вставать.
— Спасибо, — Светлана выпрямилась, — голова кружится, дьявол. Вымотались мы с Ю…
— Отдохни, — посоветовал Максим, — поспи в каюте. Мы на орбите, здесь нас не обнаружат. Торопиться некуда.
— Нет уж, — Светлана встала на ноги, — черта с два! Пойду-ка я, поговорю с Кэсом.
Разговор с Кэсом через полчаса вылился в общее собрание в коммоне. Светлана и Ю с заклеенными лицами сидели рядышком, Чин смотрела на них с ужасом. Максим, вымотанный несколькими часами работы и сложной операцией на бору, в анатомии которых он разбирался слабо, откинулся на спинку кресла. Тина обняла за плечи Джана, словно плюшевого медведя.
— Значит так, — Светлана говорила коротко и зло, — мы с вами, конечно, успели насмотреться в Космосе на разную гнусь. Даже трудно сказать, какая гнусь хуже. У нас сложилась негласная традиция — потому что никаким законам мы не подчиняемся — не вмешиваться. Это логично: у нас маленький слабовооруженный корабль, маленькая группа, мы не можем рисковать, мы не можем добиться ничего существенного. Но товарищи! — она стукнула ладонью по столу, — мне кажется, настала пора эту традицию нарушить. Здесь мы можем вмешаться! Мы способны противостоять всей этой якобы галактической империи. И терпеть вот все это… — ее передернуло, — да какого дьявола?! Кто они такие, чтобы решать, кто нормальный, а кто нет?
— Подожди, я так и не понял, — Кэс поднял ладонь, — ты предлагаешь объявить Стольному Граду войну?
Голубые глаза, обрамленные белыми полосками пластыря, яростно сверкнули.
— Слушай, Кэс… вот ты нам все время рассказываешь про коммунизм. Про то, как люди на Земле свергли власть капитала, построили СТК, расселились в Галактике. Как это все было. Ты говорил, что без войны, без революции решение этой проблемы невозможно. И ты говоришь, что ты и сам коммунист, и мы… ну вроде как тебе верим, и сами тоже проникаемся. Так вот же! Вот тебе планета, вот тебе проблема, и вот возможность ее решения! Нас мало, но у нас достаточно ресурсов, чтобы сменить власть на этой планете. Если на Руси, может, мы не решились бы — там хоть и плохо люди живут, но все же как-то живут, радуются как-то жизни… То куда уж хуже, чем здесь?
— На Саванте не лучше, — вставила Чин.
— Да, но на Саванте у нас сил бы не хватило. А здесь — есть. Давай решим эту проблему! Чем шастать по Галактике и разыскивать планеты СТК, не проще ли самим создать такую планету!
— Вета, — покачал головой Кэс, — да нет же. Не так все. Вижу, что я плохо объяснял. Нельзя, понимаешь, нельзя заставить людей построить коммунизм. Не бывает так и никогда не было, чтобы маленькая группа людей пришла к власти и уговорила всех остальных. Ведь первая стадия этого строительства — диктатура большинства трудящихся. Массы трудящихся сами должны этого захотеть. Быть готовыми. А здесь они — не готовы. Здесь все наоборот. Нет, Вета, мы не построим на этой планете СТК.
— Все-таки, — лицо Максима дрогнуло, — я где-то хотел бы согласиться с Ветой. Это в самом деле гнусь. И гнусь оттого еще более страшная, что логичная. Все логично, понимаете, все разумно: зачем кормить и содержать каких-то инвалидов? Больных? Стариков, которым уже и так немного осталось? Тем более, больных деменцией, с нарушенным интеллектом. Всем ведь лучше, если они умрут: им самим, их близким, обществу. То есть все совершенно логично. И дико, жутко, невозможно. Потому что выводит нас за пределы человеческого. Я врач. Меня научили тому, что ценна любая человеческая жизнь — независимо от достижений этого человека, возраста, пола, способностей. За любую жизнь надо бороться. Я никогда не смогу согласиться с сортировкой людей!