— Кто пойдет на станцию? — деловито спросила Светлана, — думаю, мне необходимо…
— Да, ты, конечно. И Максим. Там могут оказаться, например, спящие в анабиозе. Какие-то изолированные отсеки могут сохраниться.
— Пошли одеваться, Макс, — Светлана поднялась.
За экспедицией можно было следить прямо на экране, "Союз" висел в сцепке с бывшим спутником, и Антуан легко транслировал изображение со шлемов разведчиков.
Никаких спящих в анабиозе там не обнаружилось. Станция была разорена, сожжена наполовину и полностью безлюдна. Даже трупов нигде не осталось. Видимо, после гибели станции прошли десятилетия. Сохранились личные вещи в каютах, кое-какое оборудование. Электронные системы станции, разумеется, были совершенно безжизненны. Наконец, прихватив наиболее интересные вещи, разведчики вернулись на "Союз". Обсуждение состоялось в коммоне.
— Я думаю, — говорил Максим размеренно, — следует составить план изучения корабля и распределить обязанности. Станция погибла, и я думаю, не будет этически неправильным, если мы воспользуемся кое-каким сохранившимся оборудованием. Я бы не отказался от второго гиперсканера, там есть также запасы медикаментов. Но кроме этого нужно собрать сведения о погибших… возможно, создать что-нибудь вроде летающего памятника.
— А я думаю вот о чем, — добавил Ю, — как бы запустить систему станции? Возможно, она вполне в рабочем состоянии, и нужен только приток энергии. Я бы мог без труда провести эту энергию. Но чтобы разобраться в системе… Тина, может быть, ты?
Девочка вскинула на него черные глаза.
— Я могу попробовать, — сказала она, — если Ант поможет.
Через несколько часов экипаж вполне освоился на погибшей станции. На борту Союза оставались только двое дежурных, остальные шастали туда-сюда или работали в скафандрах на спутнике. Сохранившиеся запасы вещества, оборудование, лекарства переносили на "Союз", одновременно занимались разборкой вещей в каютах и установлением личностей погибших здесь коммунаров. Вскоре Ю и Чин прокинули кабели через стыковочный узел, Чин занялась восстановлением жизнеобеспечения на станции, но вот запустить электронный мозг так и не удалось, очевидно, он был разрушен либо электромагнитным оружием, либо прямым попаданием из лучевого. Все приуныли — это уменьшало шансы на выяснение правды об Эсперансе. Тина, которая рассчитывала на общение с местным компьютером, вздохнув, полезла шарить по каютам в поисках чего-нибудь интересненького.
Вскоре она вынырнула из дальней, еще не обследованной каюты, подняв над головой небольшой темный предмет.
— Это комм! — воскликнула Тина в радиофон скафандра, — сохранился! И он работает!
Все, кто работал в рубке, обернулись к ней.
— Очень хорошо, — произнес Кэс с экрана, из рубки "Союза", — неси его сюда, Тина, мы разберемся, что там и как.
Комм был самым обычным. После взлета коммуникационных технологий в минус втором веке (XXI по старому летосчислению) личные коммуникационные приборы изменились не так уж сильно. В СТК они менялись незначительно, лишь в деталях, становясь с веками удобнее, компактнее и мощнее. Принцип же оставался прежним — небольшая плоская коробочка на браслете или иной основе (найденный Тиной комм был круглым на браслете, наиболее распространенным), в любой момент создающая голографический экран или проекцию нужной пользователю величины. Этот комм, как и большинство других, работал на "вечной" светобатарейке. Тина уловила остаточную активность прибора, и после небольшой зарядки и подсоединению к Антуану комм удалось запустить. Вместо маленького личного голоэкрана Антуан вывел содержимое прибора на большой корабельный монитор.
Экипаж "Союза" жадно вглядывался в древовидное разветвленное меню. Со времен Первой Виртуализации от человека в мире остается не так уж мало. Здесь были в основном рабочие планы, расписание дежурств, астрономических наблюдений — хозяин комма был астрономом. Точнее, была — комм принадлежал женщине, которую звали Мартина Рохас. Комм хранил ее рабочие записи, краткие размышления, как на научную тему (Мартина занималась на станции наблюдением за метеорными роями), так и на личные, бытовые, общественные. Здесь был и личный дневник астронома, и письма и записки, адресованные каким-то незнакомым людям — чаще всего одному мужчине, но также многим другим мужчинам и женщинам, и еще двум девочкам-подросткам, вероятно, дочерям Мартины. Никто не требовал от Антуана открыть дневники и письма. Наверное, изучить их придется, но вот так удовлетворять любопытство — всем чудилось в этом нечто некрасивое, некое нарушение интимной сферы погибшей.