Выбрать главу

На пятые сутки двигатель был собран заново. Антуан протестировал его и сообщил, что не видит препятствий к запуску.

Весь экипаж — если уж взорвется, то все равно погибать — собрался в машинном отсеке. В напряженном молчании Ю запустил гравидвигатель.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем загорелись длинные столбы индикаторов.

— Пошла энергия, — прошептал Ю.

— Ура-а! — завопила Чин и бросилась на шею Светлане.

Корабль удалось полностью восстановить. Техническая команда — Ю, Чин и Джан — занималась дальше мелким ремонтом, Светлана сконцентрировалась на восстановлении щитов и оружия, Кэс и Лотта рассчитывали новый курс. Пока было решено вернуться в область Галактики с наибольшей концентрацией миров, заселенных людьми.

Вскоре после восстановления гравидвигателя экипаж, как это уже повелось, собрался в коммоне.

— Послушай, Джан, — спросила Светлана, — как это вышло, что мы до сих пор не знали о твоих способностях? У нас тут бригги были… ты бы мог их тоже — того? А нас ты когда-нибудь так…

Джан замахал клешней.

— Джан не уметь подчинять люди. Саванта изменить свои люди. Маленькие люди Саванта всегда подчиняться. Обычный человек мозг много, — он замахал руками, словно ему не хватало слов, — много волна, много цвет. Маленькие люди Саванта мозг есть большая серая волна, за которой идут остальные. Если взять эта волна, они подчиниться.

Джан с тоской обвел людей взглядом.

— Джан не уметь говорить, — сказал он, как всегда, без выражения, но людям почудилась горечь в его голосе, — Джан не уметь научиться. Говорить сложно.

— Ты хорошо говоришь, Джан, — ласково заметил Кэс, — мы все поняли. Это понятно. Очевидно, вульгары — все или только те, что служили в тюрьме, в силовых структурах — были генетически изменены так, что не могут не подчиняться. Это изменило их мозговые излучения таким образом, что Джан смог их подчинить. Но все равно это интересное свойство! Телепатия джанов вообще мало изучена.

— В любом случае, если бы не ты, мы все бы погибли, — Лотта похлопала Джана по плечу. Тот обратил к ней коровьи глаза с длинными ресницами.

— Кэс, — поинтересовался Ю, — то есть ты считаешь, что наука у них не развивалась вообще?

— Нет, — Кэс покачал головой, — Коста продвинулась подальше, чем они!

— Но почему? — спросила Чин, — как могло так сложиться? Если с самого начала они были учеными и хотели развивать науку?

— И правда, непредставимо, — согласилась Лотта, — я знаю среду ученых. Все же это интеллигентные люди, не зацикленные на потреблении, действительно в основном неплохие, занятые познанием. Как они могли так выродиться?

Кэс пожал плечами.

— Я думал над этим. Видимо, это произошло так.

Первое поколение савантян действительно были учеными. С ними вместе работали, конечно, и техники, обслуживающий персонал, операторы производства, ну и конечно, им нужны были врачи, воспитатели, психологи и прочие. Но они решили искусственно выделить одну группу людей, объявив ее более важной, чем все другие. Дать этой группе всю полноту власти.

А это неверно.

Кажется, что это логично — если люди способны разобраться в геноме или рассчитать орбиту далекой звезды, то они умнее других, и следовательно, смогут лучше справиться с задачами управления. Но на самом деле, как ни парадоксально это звучит, ученые не умнее всех остальных людей. Существуют разные виды интеллекта и разные их сочетания. Наконец, существует опыт, который часто ценнее, нежели теоретическое знание. Именно поэтому демократия в Коммуне предполагает равное участие тружеников всех специальностей — эмоционального художника, техника-практика, педагога-гуманиста и математика-теоретика. Именно поэтому доступ к управлению не должен зависеть от формального образования.

На Саванте ученые получили всю полноту власти, то есть — власти над другими людьми, а вместе с ней — привилегии, пусть сначала мизерные, всего лишь больший доступ к информации. Ученым на Саванте быть — престижно. Чтобы стать ученым, нужно преодолеть конкурс, поступить в учебное заведение, затем в аспирантуру… как вы думаете, дети этих ученых поступали туда на общих основаниях? Таким образом, уже второе поколение научных работников состояло не из бескорыстных исследователей, вернее, не только из них, а также из тех, кто пробился в науку, потому что это выгодно.

Затем бескорыстных исследователей и вовсе не стало.