А там, в городе…
О, там я сам вожу настоящий трамвай, взбираюсь на пятый этаж по водосточной трубе, сплю на крыше громадного дома, а однажды в цирке я спрятался между стульями и, когда все разошлись, вылез и прошел по канату.
Жужу слушает, опустив голову, перебирает в кармане камешки и разноцветные стекла, глядит исподлобья и моргает черными, как угольки, глазами. Не поймешь — верит она или нет. Когда соглашается, закрывает глаза, когда не верит — тоже закрывает.
Жужу очень любит рассказы о городе.
— Жужу!
Жужу слушает.
— Жужу, а ты не бывала в большом городе!
Жужу вспыхнула, смутилась.
Она не была в большом городе.
— Жужу, поедем к нам!
Она опустила голову. Видны только ее длинные ресницы. Молчит.
— Поедем, Жужу! Наш дом стоит на холме, оттуда виден весь город. Мы будем смотреть на него с балкона днем и ночью. Он очень красив днем, но нужно видеть его ночью… А потом пойдем в кино — кино совсем рядом. Потом в цирк. Ты знаешь, какой там цирк! Поедем в город, Жужу! Не бойся, ты не потеряешься, я буду всюду водить тебя за руку, нам будет хорошо. На переходах я переведу тебя через дорогу. Ты ничего не бойся! Я всегда буду рядом… Там уйма магазинов, я куплю тебе все, что захочешь. Ты любишь конфеты? А большую куклу?! Там много пестрых материй… Я куплю тебе на платье, Жужу. И на рукава хватит, и на большой карман, и еще останется. Ты будешь в нем как бабочка. Поедем в город, Жужу!..
Жужу хлопает ресницами, но я не могу понять — согласна она или нет.
Я уже позабыл о пчелином укусе. Беру Жужу за черную от загара руку и веду по городу.
От дикой груши до кустарника, объеденного скотиной, раскинулась площадь. Высокий куст похож на памятник. Площадь кишит машинами, но я знаю, когда можно ее пересечь. А Жужу не знает, Жужу ждет. Я озираюсь по сторонам, потом тяну ее за руку, и мы бежим. Ах, я поторопился!.. Теперь лучше обождать, пока проедут машины, и не суетиться. Даже если машина направляется на тебя, не бойся. Она объедет, ты только не мельтеши, иначе и шофера с толку собьешь.
Жужу стоит рядом, не суетится, ждет.
— Вот теперь побежали!
И мы бежим.
Обходим высокий куст — замечательный «памятник»! Снова и снова мчатся машины, мы бежим, но тут откуда-то вылетает машина с красным крестом. Мы стоим не шелохнувшись. И только собрались бежать, слышу — сирена. Жужу тоже ее слышит. Где-то пожар. Красная машина мчится на нас, но Жужу знает, что теряться нельзя, нужно стоять не двигаясь.
Наконец выходим на опушку. Тут спокойно и тихо— машины по тротуару не ездят, но мы все равно держимся за руки, я боюсь потерять Жужу в толпе.
— Вот здесь продают книги. Хочешь, я куплю тебе?
Жужу хлопает ресницами.
Хотеть-то она хочет, но ведь она не умеет читать. Это не беда. Я куплю ей книгу с одними картинками.
— В этом доме — музей. Ты знаешь, Жужу, что такое музей?
Сам я отлично знаю, что в музее лежат обломки камней, разбитые кувшины, ржавые кинжалы, пистолеты и ружья.
— Ты не бойся, Жужу, из этих пистолетов нельзя стрелять, и из ружей тоже. Они висят просто так, чтобы на них смотрели.
— А вот здесь… О!.. Здесь бисквиты, печенье, разные пирожные и конфеты в цветных и серебряных бумажках, и… подушечки, но на что тебе подушечки, если я куплю тебе в обертке или даже шоколад. А может, ты хочешь и подушечки тоже? Пожалуйста, как знаешь. Воля твоя…
А вот это — кинотеатр, но сюда я приведу тебя вечером. Мы идем вдоль леса, огибаем опушку — высоко на холме цирк. Перед цирком висят большие афиши. На афишах нарисованы медведи, зайцы, лошади. Жужу видела лошадей, но это совсем не такие… Лошадей-то она видела, а слона? А морских львов? Мы купим билеты и в воскресенье пойдем в цирк на утреннее представление.
Там, где зеленеет ряд акаций, — магазины, дальше, в ольшанике — универмаг. Это большущий магазин, в нем можно купить все, что угодно.
Я выбираю для Жужу материю на платье. Желтую в красную полоску или зеленую с цветами? А может быть, ей по душе фиалковый цвет?
— Жужу, пожалуйста, выбирай…
Жужу не выбирает.
Жужу хочет, чтоб я сам купил ей материю, которая мне нравится.
Я прошу продавца выбрать самую лучшую. Вон ту, что лежит наверху… Нет, пониже. Да нет же!.. Ладно, пусть будет эта… А может, у продавца под прилавком найдется что-нибудь особенное, припрятанное для знакомых? Жужу в первый раз приехала из деревни, а для знакомых он и потом сумеет выкроить… Нет, отрезать не надо, мы берем все. На платье должен быть карман своего цвета.
Ведь Жужу очень нужен карман.
Солнце припекает.
Мы осматриваем город.
Бабушка, верно, давно разыскивает меня, сердится, ворчит.
Мы бежим к пруду. Лягушки с плеском плюхаются в воду. В пруду водятся даже черепахи.
Пахнет стоячей водой, нагретой зеленой ряской.
Мы входим в воду, забираемся в заросли камыша. Пруд, раскинувшийся перед нами, — море. Я похитил Жужу у девятиглавого дэва, живущего за морем. Дэв извергает из страшной пасти огонь, а из ноздрей выпускает черный дым, но я не боюсь его.
— Боишься, Жужу?
Жужу хлопает ресницами. Я знаю, что она не боится. Со мной ей ничего не страшно. Жужу знает, что я не уступлю ее даже стоглавому дэву.
Вдруг Жужу останавливает меня и указывает рукой на поляну.
В чем дело?
Ах, меня разыскивает бабушка! И она, кажется, сердится. В руках у нее тутовая хворостинка.
Я боюсь, как бы и Жужу не досталось заодно со мной, и с виноватым видом говорю:
— Жужу, ты уходи… Беги!
Она стоит и ждет, пока подойдет бабушка. Она не хочет оставить меня в такую минуту.
Бабушка крепко хватает меня за руку и, размахивая перед носом посвистывающей хворостинкой, ругает на чем свет стоит.
— Бабушка, я Жужуне… Жужу, бабушка!!
— Я тебе дам Жужу…
Бабушка чуть ли не волоком тащит меня к дому. Я оглядываюсь и смотрю на Жужу. Она неподвижно стоит на самом припеке и смотрит мне вслед. Хлопает ресницами и смотрит.
— Ба, Жужу…
Мы идем домой и оставляем Жужу на берегу пруда. Бабушка думает, что мы просто заигрались.
Эх, если б она знала, что Жужу водила меня по всей деревне, показала, где растут самые красивые грибы, не побоялась колючек ежевики, не страшась ветра, сорвала для меня самую вкусную грушу и положила в свой большой карман.
Или если б она знала о нашем путешествии по городу… Сколько удивительных мест показал я Жужу. А потом похитил ее у девятиглавого дэва.
Если б бабушка знала все это…
Ночью меня замучили гланды, подскочила температура. Верно, я разметался и раскрылся во сне. Я пытаюсь скрыть все это, но бабушка силой заставляет меня разинуть рот и шепчет что-то — заговаривает болезнь.
Приезжает мама, вся в слезах, и встревоженный отец.
Бабушка рассказывает им, как я целый день пропадал где-то и как она наконец нашла меня в камышах на пруду.
Мы возвращаемся в город.
Проходит день, другой.
Идем к врачу.
Улицы, площади.
Я стою на балконе и смотрю на город, днем и ночью… Днем и ночью.
Уезжаем на дачу…
Потом возвращаемся, и меня принимают в школу.
После этого я долго не мог выбрать время, чтобы съездить в деревню.
А бабушка приезжала в город, привозила полные хурджины, котомки и упреки сыновьям. Но она уже не говорила мне, как бывало: «Хоть ты присмотри за своей одинокой бабкой…»
Я уже давно не носил коротких штанишек, когда однажды летом к нам опять приехала бабушка. Она повздыхала, поворчала на сыновей, а потом оглядела меня с головы до ног и, словно про себя, сказала: «Присмотри хоть теперь за своей одинокой бабкой…»