«Хорошо сохранившийся человек» был уже развалиной. Двух своих дочерей он выдал замуж, отвалив им по жирному кушу, но ни одна из них не хотела, оказывается, оставлять отца одного, «без присмотра», поскольку предполагалось, что в подвале их старого дома зарыт «заветный кувшин». Между сестрами началась борьба за отца, подогреваемая их верными мужьями. Каждая пыталась доказать, что именно она сходит с ума от любви к отцу. Но отец, призвав на помощь закон, остудил их пыл и выдворил из дома.
Этот «весьма достойный человек» требовал от моей матери исключительного внимания к своей особе, ревновал ее и привередничал. Если б мать столько сносила от своих золовок, так бы уступала им во всем, они б, верно, на руках ее носили. Мама видела — мне претит, что она нянчится и носится с этим старикашкой, и всячески ублажала меня, точно извиняясь передо мной. «Ради тебя все терплю, — говорила она, — утру нос твоим теткам, увидят, каким ты у меня человеком станешь, как далеко пойдешь».
«Хорошо сохранившийся человек» явно отжил свой век, и дни его были сочтены, однако, как ни старалась мать доказать ему свою любовь и привязанность, тайны «заветного кувшина» он так и не открыл ей, пока архангел Гавриил не схватил его за шиворот.
По всему было видно, что моей матери в самом деле перепало кое-что от старика, — когда я окончил школу, одевался как никто другой из моих сверстников, в карманах у меня не пустовало, и в мединститут я попал сразу же после школы, только не думайте, что я ничего не знал и совсем не в ладах был с книгой, это будет не совсем верно.
С тех времен утекло, как говорится, много воды. Недавно я провернул диссертацию, стал ученым, о чем и оповестил мир через газету, поместив в ней заодно и свое фото пятилетней давности.
И вот не прошло и двух недель, как к нашему дому (мы с матерью вот уже несколько лет живем в Тбилиси) подкатила «Волга». Я человек солидный, ученый и не стану же бегать смотреть на каждую машину, что остановится перед домом.
Выглянула мать.
— Сынок, это к тебе кто-то, — говорит она.
— Кто, не знаешь?
— Нет, не знаю. С виду приличный…
— Здорово, Дурмишхан, с приветом тебя — старым-престарым! — кинул мне, входя в комнату, «приличный с виду» мужчина моих лет, хорошо откормленный, в нейлоновой сорочке с закатанными рукавами.
— Привет гостю — и старый и новый! — в тон ему ответил я и застегнул сорочку на все пуговки.
— Не узнаешь, значит!
После окончания института у меня была довольно солидная врачебная практика — не могло ведь на всю жизнь хватить оставленного нам «достойным человеком», — и мне хорошо было известно, что к пациенту надо относиться сочувственно, внимательно и постараться самому определить, что его беспокоит. Сумеешь хоть примерно определить — молиться на тебя будет и создаст тебе репутацию чудодея: с одного взгляда ставит диагноз, с одного раза излечивает!.. Но ведь бывает и так, что больной где-то в другом месте, а к тебе обращается его родственник или близкий.
— Слушаю вас, что за нужда привела ко мне? — спросил я рассеянно.
— Так-таки не узнаешь, чтоб тебя…
— Нет, не узнаю.
— Вот поговори с таким! Забыл, сколько раз получал от меня по носу?
— Постой, погоди…
— Чего ждать!..
— Парна?!
— Да, да, черт тебя дери!
— Сын Большого Парны?
Немного спустя мы уже мчались в его «Волге», но куда, я толком не знал. Мой приятель детских лет, не ответив прямо ни на один вопрос, чертыхаясь, затолкал меня в машину и повез.
Сначала я думал, что больной у него в одной из больниц, но мы выезжали за город. Я не выдержал.
— Скажи в конце концов, куда везешь, зачем?
— Потерпи! Вот тип!
Он гнал машину вовсю, и я подумал, что у него, видимо, кто-то близкий при смерти и, сам не свой от горя, он не соображает, что говорит. Бедняга не сомневается, конечно, что, раз я с малых лет его знаю, с одного взгляда вылечу больного! Не понимают люди: не потому «убивают» врачи больных, что не знакомы с ними, а потому, что знаний не хватает! Ну какой кретин не вылечит больного, зная, как это сделать, а станет скрывать знания и умение, — дескать, чего лечить незнакомого! Но этот приятель мой, видно, придерживается именно такого мнения. Ну и пусть.
— Признайся, Парна, в деревню везешь меня? По правде сказать, я рад бы очутиться вдруг в родных местах.
— Ну уж нет, на кой мне в деревню!
— А как мать с отцом поживают? — Я вспомнил вдруг, что Большому Парне должно быть теперь лет девяносто.
— Слушай, как ты в утробе терпел! Говорю — погоди, сам увидишь.
— Если далеко везешь и думаешь: откажусь ехать, так чего теперь, видишь — еду…
— Ладно, раз так! — решил он и свернул с дороги; не успел я оглянуться, как подрулил прямо к входу в ресторан.
— Ну-ка подайте, что у вас там хорошего, — повелел он с ходу, совсем как радушный хозяин в своем доме.
— По торговой линии работаешь, Парна? — спросил я почему-то, хотя какое мне было, собственно, дело до его работы.
— На жалкие копейки с торговли перебиваться?! В гробу я видел эти копейки! Главным инженером треста работаю, строитель я!
Пропустив два стаканчика вина, он самодовольно выпалил:
— Меня все кругом знают, все! Так их и перетак! — Он поднял стакан, осушил и продолжал: — И вот, пожалуйста, опозорил меня! — Он обеими руками схватился за голову, упираясь локтями в стол. — Черт знает что подумаешь обо мне: ворвался как бандит, раз-два — и вытащил из дому!
— Что случилось, Парна, что с тобой?
— Пропал я, погиб, опозорился! Отец у меня болен!
— Большой Парна?!
— Да, Большой Парна!
— Что же в этом зазорного, все люди болеют!
— Мало мне того, что я сын мельника, так еще сыном полоумного надо было стать!
— Что ты несешь! Таким отцом, как Большой Парна, президенты гордиться могут, не то что инженеры и врачи вроде нас с тобой! Кто это полоумный, что ты плетешь!
— Меня люди знают, я не какой-нибудь… Весь город знает, и вдруг на тебе, удружил, с ума спятил!
— С ума спятил?! Да, но с чего было сходить с ума?
— Почем я знаю, с чего сходят с ума!
— Так сразу и помешался, за один день?
— За один или за два, а свихнулся, это точно!
— Ты серьезно? Вот уж не думал! Насколько помнится, в вашем роду не было душевнобольных — ни среди предков, ни среди родственников…
— Эх, не везет мне… Ладно, давай поехали, ни дна ему, старому, ни…
Мы покатили дальше.
— Ехать-то едем, а какой толк, я ведь не психиатр!
— Слушай, не крути мне мозги! Психиатр, не психиатр, ты это матери моей втолкуй! Татуша, сестра моя, вычитала в газете про твою диссертацию, сказала ей, а та, раз узнала, заладила: «Если кто вылечит моего старика, так только он!» Покою не дала, всю плешь проела. В ее глазах кандидаты наук профессора. Я понимаю, а они ведь не соображают: не приведу тебя, так скажут — видите, какой сын, врача не может привести к отцу! А меня весь город знает…
— Где находится больной?
— Где находится? А где ему находиться, будь он неладен, дома у меня… Так здорово все шло, так наладил все — как по маслу катилось, и вдруг все испортил, черт старый!
— Кто же в деревне остался?
— Дураки одни — навоз топтать, а умные сбежали! Продал я там все: и дом и сад — что мне, гроши его нужны были? — и перевез старика в город. Не хотел он ехать в город…