Подъехал автобус. Кроме Маки, никого на остановке не было. Водитель открыл дверь, коротко просигналил и отъехал, но возле Маки притормозил еще раз и только после этого покатил дальше.
Мака взглянула на часы. Они показывали почти половину двенадцатого.
«Скоро он появится. В час я буду дома, с моим маленьким Гочей. С Гочей и с Гено… Ах, сколько звезд на небе! Наши звезды… Отец, наверное, не долго протянет. Бедный папа… Нужно сразу же вернуться назад».
Она не чувствовала страха, наверное, от того, что рядом в ларьке была живая душа и горел свет. Свет горел и по ту сторону дороги в нескольких домах, за деревьями.
«Интересно, отчего там плакал ребенок. Он еще маленький, по голосу — грудной. Что, если и Гоча сейчас плачет?.. Скоро, скоро Бичико появится на машине. А если не найдет?.. Пусть берет у Тхавадзе и сам садится за руль. Ничего, сейчас даже женщины водят машину. Раза два я пробовала, когда родственник Гено — Нодар приезжал к нам на своем «Москвиче». Вот будет у нас машина, и я непременно выучусь водить. Нет, нужно ведь достроить дом. Да и потом — где нам взять денег на машину… Нодар подремонтирует своего «Москвича», и считай, что он наш, — Нодар ни в чем не отказывает Гено. Был бы он сейчас на ходу… Погоди! Но почему я не сказала Гено, чтобы они с Авксентием выехали нам навстречу? Авксентий не поленился бы для нас, я знаю… Он как-то особенно расположен ко мне, и я плачу ему тем же».
Опять проехал автобус.
Мака почувствовала, что кто-то смотрит на нее, и обернулась; продавец ларька поднял застекленную раму и, облокотившись о стойку, разглядывал ее.
Маке сделалось не по себе. Она опять отошла к автобусной остановке и остановилась под тускло горящей лампочкой. «Он видел, что и в ту, и в другую сторону проехали по два автобуса. Стало быть, дамочка уезжать не собирается. Неплохо высчитано. Торговцы — они считать мастера…»
— Красотка!
Мака вздрогнула. Хоть она и ждала, что продавец вот-вот заговорит с ней, в первое мгновение испугалась, но потом шагнула к ларьку.
— Чего изволите? — Продавец чуть ли не по пояс вылез в окно. — Не стесняйся, дорогая, все, что душе угодно!
Мака остановилась и, глядя ему в глаза, сказала:
— Отстань. Сделай одолжение — отстань!
Продавец, как улитка в раковину, вполз назад и оперся подбородком об руки.
— А я что? Я ничего… Я говорю, может, нужно что-нибудь… Больница тут под боком, мало ли что человеку может понадобиться.
— Закрой свое окно, сделай одолжение, — повторила Мака.
Продавец опустился на стул. Теперь только его круглая голова возвышалась над стойкой.
«Сколько же прошло времени?» Мака вернулась на остановку и посмотрела на часы: стрелка отсчитала каких-нибудь шесть минут. «Хоть бы он сообразил одолжить машину у Джумбера».
Далеко на дороге показались ярко горящие фары. Автомобиль мчался на огромной скорости, и фары вырастали, приближались.
Мака облегченно вздохнула.
— Слава богу… едет.
Завизжали тормоза. Машина замерла, покачиваясь на рессорах.
«Победа»?!
Мака не двинулась с места.
— Быстрей! Чего стоишь? — послышался из машины голос Бичико.
Да, перед ней стояла «Победа», то ли синяя, то ли зеленая, но главное — не светло-коричневая.
Мака подбежала к машине и, еще стоя одной ногой на земле, крикнула:
— Скорее! Прошу вас, скорее!..
Как Мака и предполагала, сына пришлось забрать с собой. Теперь ей предстояло вечерами бегать из больницы домой, укладывать ребенка спать и возвращаться к отцу. И она решила забрать в Ианиси свекровь — бабку Магдану, к которой привык маленький Гоча. К тому же свойственницы — Магдана и Ольга — поговорили бы между делом о Бичико и Мери и, быть может, с божьей помощью и с помощью Гено, который в свободное от работы время обещал наезжать, нашли бы выход из положения.
Таким образом, Гено оставался один и, провожая семью, вдруг остро почувствовал это.
— Как же ты теперь? — крикнула ему Мака из окна машины. — Позвони в школу. Скажи директору, что бюллетень я оформлю там, на месте, когда отец оправится… Но как же ты будешь без меня?
Звук мотора заглушил голос жены, а Гено все смотрел вслед отъехавшей машине и думал: «Она словно рада, словно гордится тем, что ребенок не может без нее, что отец не соглашался на операцию до ее приезда, что брата ценят из уважения к ней, а муж… как же ты без меня?..»
Пока машина не скрылась из виду, Гено стоял на дороге и смотрел ей вслед.
Утром он встал пораньше, наскоро позавтракал, запер дом и отправился в редакцию. За эти сумбурные дни у него накопилось много работы.
Он протиснулся между типографскими столами в свой кабинет и, пока не пришел его сосед по комнате, Шакро, работал, не поднимая головы.
Прежде чем взяться за бумаги и авторучку, Шакро надел сатиновые нарукавники, защищавшие пиджак, потом пригладил аккуратно причесанные редкие волосы и попросил у Гено разрешения воспользоваться телефоном.
Гено с улыбкой кивнул ему.
Шакро поговорил по телефону с каким-то директором, через каждое слово почтительно повторяя «товарищ директор», потом тщательно сложил на столе газеты, письма и вырезки из центральной прессы и, как только Гено дочитал гранки, обратился к нему:
— Пожалуйста, извини меня, я хочу спросить, как самочувствие твоего тестя?
Гено поджал губы и без слов покачал головой.
— Что ты говоришь? — огорчился Шакро.
— Сегодня будут оперировать, — сказал Гено. Он еще раз просмотрел гранки, зачеркнул целую фразу, дописал новую и отложил полосу в сторону.
— Мудрый я человек, — выждав приличное время, сказал Шакро и лукаво улыбнулся. — Ни за тещу переживать не приходится, ни за тестя.
— Мудрый ты человек! — проговорил Гено и проставил номер на полях отложенной полосы.
— Удели мне, пожалуйста, минутку, будь другом! — Шакро покосился на дверь. В коридоре послышались чьи-то шаги. Типография еще не работала.
— Слушаю! — отозвался Гено, вычитывая новый лист.
— Что собираются делать с Доментием?
— С редактором?
— Да.
— А что? — Гено поднял голову. — Почему ты спрашиваешь?
— Тогда, может быть…
— Что-нибудь случилось?
— Говорят, его переводят в райком.
— В первый раз слышу.
— Инструктором…
— Хотят убрать отсюда?
— Вот и сегодня он вызван к секретарю…
Дверь приоткрыла молоденькая корректор Циала Жгенти. Шакро поспешно надорвал конверт, лежавший на столе, и стал читать письмо.
— Доброе утро! — Циала улыбнулась Гено и подмигнула в сторону Шакро.
Гено без улыбки кивнул ей и поднял вверх большой палец: мол, Шакро вот такой парень.
Циала прижала руки к груди и закатила глазки.
Постепенно собрались типографские рабочие. Залязгали, застучали станки — рабочий день начался.
Редактор пришел часам к двенадцати, но Гено его не видел.
Во второй половине дня редактора опять вызвали в райком, однако вечером ему предстояло подписать номер, так что рано или поздно Гено надеялся застать его.
Поначалу он хотел дождаться редактора и поговорить, но станки грохотали с таким остервенением, что он с гудящей от усталости и шума головой встал и вышел на улицу.
С утра он ничего не ел, от этого на душе было муторно, скверно. Завернул в закусочную. Взял сосисок с пивом. «Вот и пиво уже разбавили. Значит, близится лето», — подумал он, ставя на стол допитую кружку.