«Мы должны проехать по ней…»
— Господи, неужели нельзя быстрее!
Сворачивала машина, визжали колеса, свистел ветер; стоило впереди появиться попутной, как они тут же настигали ее и обгоняли, и при этом белой веревки можно было коснуться рукой. Кто-то упрямо раскачивал ее, кому-то очень нравилось это развлечение, и он подкидывал веревку к самым колесам, но не хотел, чтобы машина порвала ее, и одергивал в последнее мгновение.
Мака наклонилась к Джумберу, положила голову ему на плечо.
— Быстрее, милый! Быстрее!
Тхавадзе оглянулся, и тут же что-то стукнуло сзади, машина замедлила ход, белая веревка изорвалась на звенья, все мельче, мельче. Машина стала.
— Что случилось?
— Погоди.
— Ну, что там?
— Ударился об столб.
— Не сможем так быстро?
— Посмотрим… Ты все-таки хочешь быстро?
— Да… — «Почему он так смотрит». — Я спешу, Джумбер!
Машина поехала.
«Он хочет что-то сказать. Только не сейчас. Господи, только не сейчас! Не могу я сейчас ни о чем говорить…»
— Мака, — сказал Тхавадзе, и белая веревка опять изорвалась на звенья.
— Быстрее! — взвизгнула Мака.
— Если б я был один, я бы поехал, как ты хочешь.
— Что ты сказал? Я не поняла, что ты сказал.
— Я должен поговорить с тобой, Мака!
— Езжай и говори… Не останавливайся.
— Нет, — он повысил голос. — Нет! — крикнул он.
— Он на меня кричит? — дотрагиваясь до груди, вслух спросила Мака.
— Нет! — крикнул опять Тхавадзе. — Меня поджидает опасность. Она где-то здесь, я ей кричу — нет!
Мимо одна за другой промчались две встречные машины.
— Здесь не место разговаривать — посреди дороги. В другой раз. Если хочешь, завтра же! А сейчас быстрее!
— Завтра будет поздно.
— Тогда сегодня. Вечером.
— Нет, совсем скоро будет поздно… — Машина еще больше замедлила ход, потом вдруг свернула, проскочила между столбов и на краю отвесного обрыва, по узкой дорожке покатилась вниз. Внизу раскинулся берег реки.
«Опять он не слушается меня… Опять…»
Мака потянулась к дверце, открыла, но тут же почувствовала сильную руку, которая оттащила ее назад. Машина резко остановилась.
«Зачем я открыла дверь? Я бы выбросилась, если б он не схватил меня? Что ему стоило… Мне так хочется знать, бросилась бы я туда или нет?»
Джумбер смотрел вниз, на узкую дорогу. Снизу, подвывая от натуги, полз большой нагруженный самосвал.
Тхавадзе попробовал подать назад, но на размокшем от дождя спуске машина забуксовала и вильнула хвостом.
Снизу медленно наползала махина самосвала…
Тхавадзе рукой показал шоферу: вернись, здесь не разъедемся. Но тому, с верхом насыпанному щебнем, жаль было с трудом преодоленной опасной дороги, и он не остановился, пока не подъехал на несколько шагов.
С шофером в кабине сидели рабочие, и он чувствовал свое преимущество:
— Что же ты спешил, если машина назад не тянет? Пропустил бы нас. Никуда эта девка не денется!
— Давай назад! — крикнул Тхавадзе. Он все еще сжимал локоть Маки.
Шофер высунул голову из кабины, и у Маки ужасно задрожала, запрыгала нижняя губа.
Авксентий, двоюродный брат Гено — Авксентий стоял перед ней. Стоял и, оцепенев, смотрел на такое знакомое и любимое лицо невестки.
«Что, если сейчас засмеяться? Опять меня тошнит… Челюсть, кажется, совсем отвалилась. На этой машине оступился мой Гоча, чуть не разбился, маленький… Надо было сказать Авксентию, чтоб он не ставил ее во дворе…»
Тхавадзе увидел глаза шофера, устремленные на Маку, и кровь бросилась ему в голову. Он отпустил Маку, с силой потянул тормоз и распахнул дверь.
Самосвал оглушительно взвыл, встал на дыбы, шофер шагнул на ступеньку, открыл кузов, мокрая речная галька с хрястом осыпалась назад. Пока подбежал Тхавадзе, Авксентий наклонился и вытащил из кабины толстую витую монтировку, но поднять ее не успел.
Светло-коричневая «Победа» покатилась, свернула к обрыву, проехала у ног Тхавадзе и освободила дорогу.
При падении правая сторона ударилась об камень, машина перевернулась, и Мака увидела, как горы упали вниз, и сразу открылось небо, чистое сверкающее небо… У нее уже не дрожала губа, и душа очистилась, и она чувствовала удивительную легкость, словно летела вверх, а не вниз; только сердце, привязанное к чему-то, осталось там, откуда она взлетела, и не последовало за ней. Сердце осталось внизу, но мучительная мысль, не покидавшая ее все время, мучительная мысль, что она тяжела земле, не терзала ее более.
РАССКАЗЫ
СО СКОРОГО ПОЕЗДА
Перевод
А. Эбаноидзе
Мы жили вблизи железной дороги, возле станции. С детства, во сне и наяву, я мечтал стать машинистом. И только мне исполнилось семнадцать лет, как я уже забрался в паровозную будку.
Впрочем, было это так или немного иначе — неважно, главное — вскоре я стал помощником машиниста, а паровоз — моим родным домом.
…Несемся мы то вверх, то вниз, то остановимся у маленькой станции, то на крутом повороте спугнем пятнистых коров, пасущихся у самого полотна, то нырнем прямо в сердце горы и, вынырнув, пролетим над рекой…
Смотрю вперед, и кажется мне, будто это я впряжен в вагоны, это я мчусь во весь дух. Да что вагоны, сейчас мне все нипочем — взвалю на спину эту станцию, вон ту гору, поверну вспять течение реки.
Паровоз надрывается от натуги. Стоит потянуть рычаг — и раздастся пронзительный свист, — шарахнутся деревья, взлетят птицы, детишки зажмут ладонями уши, замечется привязанный к кусту козленок…
А паровоз грохочет в горах, дробно стучит на мостах — мчится вперед.
Деревни, реки, тополя, дубы, виноградники, люди, земля… Моя земля!
Машу рукой, вылезаю по пояс в окно.
— Здравствуйте, мосты!
— Здравствуйте, реки!
— Горы!
— Люди!
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!
— Привет и тебе, маленький домик на косогоре! Я тебя издали приметил, даже узкую лесенку без перил разглядел… Что это красное мелькнуло в окне?
…Прямо перед носом выросла гора. Исчезли лесенка, окно, домик… Ежевика рдеет — рукой подать.
— Здравствуй, ежевика!..
Гора отошла. Опять косогор и домик с раскрытым окном, а на подоконнике сидит девушка в красном платье.
— Здравствуй, девушка!
Машу рукой, смеюсь. Она улыбается, высовывается в окно. Поезд спешит, вот-вот девушка скроется из глаз… но нет, она выбегает на балкон, обнимает столбик и машет мне, машет.
Поезд торопится, мчится.
— До свидания, девушка!
Остаются позади двор, косогор. Я приподнимаюсь на цыпочки — хочу еще раз увидеть что-то… А поезд продолжает бег, грохочет, стучит. И вновь — дома, телята, мосты, виноградники… виноградники…
Прибавляю скорость…
Вечером, на обратном пути, веду длиннющий состав цистерн: черных, коричневых, желтых. Солнце упало за горы. Растаяли тени между деревьев. Под мостами сгустился мрак. Я тороплюсь… что-то меня тревожит, кто-то подгоняет — не знаю кто, не знаю что, но мне хочется ехать быстрее. Скоро стемнеет. Смотрю вперед… сейчас кончатся скалы, эти безмолвные мрачные глыбы, и покажется косогор, домик, распахнутое окно…