Выбрать главу

Иногда Питер, отправляясь спать, ласкал коробку, прикладывал свои пальцы к тем самым местам, которых когда-то касалась рука Полли, изучал, как она погнута, скомкана, сжата. В своем воображении он уже рисовал себе картины, как ее нежные пальцы сжимают и мнут таким же образом его тело.

Потом он брал в рот тонкую согнутую пополам соломинку и слегка посасывал ее.

– Я полагаю, что он еще не совсем выбросил из головы эту женщину, – пускалась в привычные рассуждения за чашкой чая мать Питера со своей собеседницей. – Однако контактов у них нет с тех самых пор, с тех пор… – Вызов Питера в суд слишком болезненно отзывался в чувствительной душе его матушки. Как только она вспоминала об этом, она начинала злиться. Она злилась на Полли.

– Какая же это сука. Ей совершенно не следовало обращаться с такими вопросами в полицию. Она могла просто прийти ко мне и все рассказать. А уж я бы нашла способ как-нибудь его остановить, повлиять на моего мальчика. Хотя, с другой стороны, я просто не понимаю, что уж такого плохого он сделал? Он просто полюбил ее, вот и все. Что она увидела в этом такого страшного, что так ее испугало?

На самом деле мать Питера прекрасно понимала, какие такие веские причины имеются у Полли, чтобы бояться ее сына. Стоило только почитать его письма и электронные послания. Напрямую в них он, конечно, никогда не угрожал. Но говорил при этом такие слова и высказывал такие пожелания, которые испугали бы и более храброго человека, чем Полли. Тем не менее, мать Питера попыталась внести в это дело элементы рационализма. Она рассуждала так: если бы Сука вела себя чуть любезнее, то есть заставила бы себя иногда здороваться с ее сыном, хоть изредка дарить ему улыбку, а иногда даже ответить (почему бы и нет?) на одно или два его письма, то ее мальчик не чувствовал бы себя таким несчастным. Мать Питера полагала – так же как Питер, – что такое обожание заслуживает своего рода вознаграждения. В конце концов, не каждой же девчонке достается в жизни такое обожание, какое совершенно незаслуженно и бесплатно получила Полли.

– Он ведь приносил ей подарки. Цветы и лазерные диски. А она ни разу даже не сказала ему спасибо. Вообще ни разу не выразила своей признательности. Конечно, это его очень уязвило. Конечно, он был расстроен. Я его совершенно не осуждаю. Я вообще была близка к тому, чтобы самой написать этой Суке письмо.

В представлении Клопиной матушки, Полли больше не заслуживала своего имени. Она превратилась сначала в «эту женщину», а потом, когда дело приняло для Питера совсем плохой оборот, и в «Суку».

– Во всяком случае, теперь он мне обещал, что выбросит ее из головы, больше не будет к ней приближаться и все такое. А что ему еще остается? Иначе его ждет тюрьма, а что я тогда буду делать? В конце концов, это ее проблемы. Раз уж она не смогла по достоинству оценить такого мальчика, как мой Питер.

Но Питер вовсе не выбросил Полли из головы. Да и как он мог это сделать, даже если бы и захотел? Любовь нельзя запретить. Ею нельзя распоряжаться и управлять по собственному усмотрению. Она приходит без спроса и уходит по собственной воле. Только железная дисциплина может сдержать это наваждение. Но Питер не обладал ею.

По словам матушки, Питер теперь очень много времени проводил за компьютером. Он просто жил в компьютере, как какой-нибудь компьютерный клоп. Одержимый желанием прорваться к Полли сквозь молчание киберпространства. Ему запретили посылать ей электронные письма (что, впрочем, не очень-то его обескуражило). Он жаждал установить с ней реальную связь, осязаемую, физическую. Он касался пальцами компьютерной клавиатуры, которая в свою очередь посылала сигнал модему, который послушно отправлял его дальше, в сеть Телеком, а уж Телеком простирал свои щупальца до телефона Полли. То есть, прикасаясь к своей клавиатуре, Питер, можно сказать, прикасался к самой Полли.

Он попробовал даже стать хакером.

Взломав некоторые простейшие коды, он добился того, что сумел через некоторое время прочитать в компьютере номер ее карточки. Он узнал, что она купила большую часть своей мебели в ИКЕА, и даже выяснил, какого цвета и стиля были выбранные ею вещи. Он узнал, какую марку брюшного тренажера она заказала в одну из безрассудных минут своей жизни прямо с обложки цветного рекламного буклета. Он воображал себе, как теперь она на нем кувыркается и подтягивается, одетая в изящное спортивное трико, хотя с этим как раз-таки полностью попал впросак. Она не удосужилась даже распаковать купленный тренажер. Он узнал новый номер ее телефона, не внесенный в справочник. До чего же это было приятно: сидеть в своей комнате и видеть номер ее карточки прямо у себя перед глазами! Можно сказать, что таким образом он совершал маленькое вторжение в ее личную жизнь. Разбойным образом проникал в ее секреты. Узнавал о ней то, что она совершенно не собиралась никому рассказывать.

Иногда матери Питера начинало казаться, что Питер привязался к своему компьютеру сильнее, чем к этой самой Суке. Она не понимала, что компьютер для него был своего рода продолжением Полли, средством обладания ею.

7

Деловая встреча генерала Кента давным-давно закончилась, и он наконец был один. Он сидел в машине, припаркованной на одной из спальных улочек Лондона в районе Стоук-Ньюингтон. Машина была ничем не примечательна: ни военных, ни дипломатических номеров, без шофера и охраны. Один только Джек и девушка в его душе́.

В ноутбуке Кента был открыт файл, имеющий следующую маркировку: «Генерал Кент. Только для просмотра. Вся информация защищена. Соблюдать крайнюю осторожность. Несанкционированный просмотр не допускается».

Несколько лет назад маркировка была бы гораздо проще: «Генерал Кент. Частная информация». Генерал прекрасно осознавал, что военно-промышленный комплекс сейчас разрастается с такой скоростью, что скоро в файлах просто не останется места для маркировки всех особенностей сохраняемой в них информации, и ее придется выносить куда-нибудь в расширения и дополнения.

Содержание файла было биографическим. В нем описывались текущие обстоятельства и подробности жизни некой тридцатилетней англичанки: Полли Слейд. Здесь же хранились фотографии, старые и новые. Новые очень сильно напоминали те, которые делал Клоп. Полли идет, Полли стоит, Полли на автобусной остановке и так далее. Фотографии в файле были несравнимо лучшего качества, нежели расплывчатые опусы Клопа, потому что были выполнены профессионалами. Но в информативном плане они мало чем отличались друг от друга. Просто женщина на улице. Вот и все. Разумеется, Клоп ничего не знал о деятельности генеральских фотографов, а генерал, в свою очередь, понятия не имел об усилиях Клопа. Как бы удивились они, узнав о существовании друг друга. В конце концов, шансы одной женщины подвергнуться тотальному фотографированию со стороны совершенно разных и не связанных между собой людей, причем в одно и то же время и в одном и том же месте, должно быть, равны одному на многие миллионы. Тем не менее произошло именно так.

Генерал Кент вглядывался в лицо женщины на фотографиях. Какое милое лицо. Может быть, немного измученное, но все равно очень милое. Не всякий назвал бы эту женщину прекрасной, но генерал Кент восхищенно оценивал ее именно так.

В файле также имелся номер телефона.

Во внутреннем кармане Кента лежал мобильный телефон, но он к нему не притронулся. Вместо этого из другого кармана он достал пригоршню десятипенсовых монет, которыми снабдил его охранник, и вышел из машины. Поблизости стояла телефонная будка. Конечно, не та красная будка, которую Джек помнил по прежним временам, но все-таки нормальная полноценная разговорная кабинка, а не какой-нибудь там скворечник на шесте.

Время было позднее, и улица казалась совершенно спокойной. Почти пустынная, кроме одного нервного вида парня, который сперва без всякой видимой цели слонялся в отдалении, а потом вдруг решительно направился в сторону той же телефонной будки, которую облюбовал себе Кент. Он явно собирался из нее позвонить, но при виде Кента остановился.