Он теперь просто «бывший»:
Переизбран вчера.
Был три года бессменный,
Но пошел «по кривой».
А проходчик отменный.
И решили – в забой.
Обращается снова
Царским тоном
Ко мне:
- Не пиши, брат,
Пустого.
Напиши о жаре! –
Я заказ принимаю,
Хоть не легче дышу.
Отвечаю-киваю:
- Уяснил. Напишу. –
И в забое прохладном,
Выдавая металл,
В упоенье отрадном
Эти строки искал.
А ребята шутили,
И божился мой Клим:
- Предрудкома сместили,
И жару – укротим!..
Старое письмо
...наш мастер сменный:
У него снежинки на висках,
Он без ног...
Такое, мама, вышло:
Мы вчера тащили по пескам
Всей бригадой буровую вышку –
Мир такого в практике не знал!
Только трактористы сплоховали:
Все случилось быстро, как обвал,-
Вышка покачнулась на отвале.
Видно, отскочить пытался он,
Да споткнулся – угодил под полоз...
Навалилось на него сто тонн,
Придавило чуть ли не по пояс!
Что могли мы?!
Душно до сих пор:
Утерев лицо свое рябое,
Он, как старший,
приказал
Топор
принести.
И я рубил живое!..
Только бы успели довезти...
Он лежит короткий как колода.
А погода, чтоб ее...
Прости:
До того нелетная погода!
На палатку сверху льется гуд –
Кажется, подмога прилетела.
А скучать здесь, мама, не дают:
Что ни день – то неотложней дело.
И приеду я бородачом,
Потерпи – дотянем до предгорий.
Парни возвращаются...
С врачом!!
Все. Пиши. Целую, твой Григорий.
* * *
Ты ничего не знаешь обо мне...
Я тут, где не знакома людям нега,
И странно так, как будто бы во сне,
На новогодье – ни крупинки снега.
Тут снег другой –
Каленые пески.
Песчинки, как снежинки, пролетают,
Да в темном небе звезды, как снежки,
Которые к рассвету все растают.
Ты ничего не знаешь обо мне...
Я строю мир рабочими руками,
Порой грущу по русской стороне,
Наполненной и смехом и снежками.
Полночный час.
Встречаем Новый год.
В палатке рай – окончена работа.
Снегурочка, конечно, не придет,
А Дед Мороз... во сне бормочет что-то...
Звучанье тишины
В забое шахты, в гробовом молчанье
Мезозойской теплой глубины,
Я долго слушал
Тишины звучанье —
Исповедальной, строгой тишины.
Вздымался вал затухшего прибоя,
За ним второй вставал ему вослед...
Мне чудилось:
Дышала грудь забоя
Спрессованностью миллионов лет.
А я лучом моей холодной лампы
Высвечивал в той несусветной мгле
И прах костей,
И след когтистой лапы —
Все, что прошло когда-то по земле.
Переливались искрами песчинки...
Я жадно слушал, лежа на боку.
И так хотелось быть простой травинкой,
Но наверху — на солнечном верху!
Стоять-качаться у тропинки к дому,
Глядеться в мир, где буйствует весна.
И светлым гимном вечному, живому
Торжественно
звучала тишина.
В чайхане
В самый раз – под холодный душ...
Но бригадный шумнул:
- А ну?! –
И оравой в тринадцать душ
Завалились мы в чайхану.
Духоты невидимка-волна
Тихо плещется между столов,
И гоняет чаи чайхана,
Изливается в сто потов.
- И-ех, Петрович! Надумал – чай,-
Пробурчал недовольный Клим.
А бригадный ему:
- Подмечай,
Вышибается клином клин... –
И вовсю разливень пошла!
Да такая – хоть пруд пруди.
Говорим про свои дела –
Что проделано, что впереди.
Даже Клим, аскетичный Клим,
Полный чайник успел осушить.
Мне подмигивает:
- Повторим? –
Мол, по-нашему – пить так пить.
Я смеюсь:
- Говорил – вода!.. –
И прошу повторить заказ:
День получки –
праздник труда –
Отмечает рабочий класс.
* * *
Теплый крик взметнулся над рекою
И в вечерних сумерках погас.
И тотчас подумалось такое –
На земле живу не первый раз!
Как не первый раз в скитанья вышел –
В бесконечность долов и лесов.
Сотни лет назад его я слышал,
Этот странный позабытый зов!..
Лунный шлейф по плесу рассыпался,
Потухал в чащобе камыша.
А в ушах все голос раздавался,
И смятеньем полнилась душа!
Так хотелось, чтобы над рекою
Вновь взметнулся этот вещий глас
И светло поверилось в другое –
Что живу я
Не в последний раз...
Письмо друзьям
Ребята, напишите мне письмишко!
Ну что вам стоит выдать две строки?!
Робеет ли все так же Зайцев Миша,
Друзьям читая новые стихи?
А наш завклубом – деревенский княже –
Поет ли он о псковской стороне?..
Я, вспоминая, сомневаюсь даже:
Все это было иль приснилось мне?
Вы помните: за истиной искомой
Пешком из Пскова уходили мы
Туда, где нету суетной оскомы,
И плавают туманы – не дымы.
Молчать в дороге, ясно же, не дело...
Мы долго шли в жару и по росе.
Июньская Россия зеленела
По сторонам асфальтного шоссе...
Вы помните, как ожил Святогорский,
Благословляя хлынувший рассвет,
И мы, как чаши, сдвинули
Три горсти
Родной земли, в которой спит поэт.
Мы не клялись –
стояли и молчали,
Все об одном и каждый о своем...
Деревья стародавние, качаясь,
Листвою шелестели нам –
О нем!
Метались в небе грозовые вспышки.
Во мне их сверк доныне не погас.
Ребята, напишите мне письмишко:
Так часто здесь мне не хватает вас!..
* * *
Тихо в сердце. Старею, что ли?
Или тишь эта перед грозой?
Так бывает –
Над летним полем
Обмирает последний зной;
Чуть заметно дрожит былинка,
Не подрубленная косой,
Да стерня хрустит под ботинком,
Будто злится, что ты не босой...
Тихо в сердце –
С чего бы такое?
Неужель и желаний нет?!
Обессловлен осенним покоем,
Никакой не ищу ответ.
Вон грачи-черныши прилетели,-
Значит, осень. Притихни, молчи:
Прилетают сюда не в апреле –
В октябре прилетают грачи!
Что грустишь? Видно, так и надо...
Так чего ж я сегодня не рад:
Тишина – ведь она награда...
Не хочу я таких наград.
Звездный час
По жизни каждый со своею меркою –
В товариществе, в службе и в любви...
Немудрено дожить
до часа смертного –
До звездного попробуй доживи!