Участковый лишь глупо похлопал заплывшими, мутными глазками. А я продолжила свой спич:
— Ещё чуть-чуть, — я почти сжала большой и указательный пальцы правой руки, — и я войду в число последних пятнадцати процентов, и испорчу тебе всю статистику на участке!
— Это ты участковому при исполнении угрожать вздумала, Морозова? — строгим голосом спросил он. — Завязывала бы с чтением!
Меня так и подмывало съязвить, что ему бы как раз и не помешало просветиться, вместо бесцельного просмотра футбольных матчей и поедания булок. Но вместо этого, я попыталась отстоять права жильцов этого дома:
— А что, если у Анны Петровны сердечный приступ от их музыки случится? Она же уже пожилая, а они так беснуются.
— А она разве жаловалась? — он упёр руки в мясистые бока. — Вчера жаловались только на самовольное отключение электроэнергии.
— Ну, конечно, она не жаловалась, иначе ты ей рассаду на дачу не поможешь отвезти!
— Не повышай голос на участкового, — обиженно заявил он, доставая из кармана своё удостоверение, которое недавно он так не к месту забыл в отделении.
Принимая своё поражение в этом диалоге, я раздражённо бросила:
— Все, давай, мне на работу пора. Удачи на службе.
И бочком обойдя грузного участкового, понеслась вниз по лестнице.
— Сашенька, прекращай ты это, а то по-другому разговаривать будем, — услышала я в спину.
Мне вдруг стало так обидно, ведь Василич хоть и приставал ко мне, но всегда был на моей стороне. А теперь… Хорошо ему говорить. У него за стеной тишь да гладь, и не гремят каждый вечер барабаны, и не нужно придумывать изощренные методы борьбы за свою свободу с этим мерзким голубоглазым рокером. Но пускай не думают, что меня так просто сломать или остановить. Я им еще покажу, на что способна Александра Морозова. И участковый мне совсем не указ, может хоть сотню таких штрафов выписать.
***
На работе сегодня было гораздо спокойнее. Все дело в том, что всеми любимая и уважаемая Ирина Владимировна взяла себе несколько дней выходных и отчалила из города, позволяя нам хоть немного подышать полной грудью. Без ее пристального острого взгляда и работалось гораздо легче, и улыбки были искреннее, да и гости чаевые давали охотнее. Правильно Машка говорила про этот отрицательный эгрегор в стенах «Рафинада», а я ей не верила.
Но вот только мой мозг после вчерашней стычки никак не переставал думать о том, как бы отомстить гадким соседям, в особенности наглому предводителю шайки в лице Богдана.
Во мне бурлил целый фонтан сумбурных эмоций, только я вспоминала, как он кривил рот в ухмылке, а в аквамариновых глазах с прожилками чёрно-серой дымки, мерцал тот лёгкий огонёк безумия. Словно кристально чистая вода, сквозь глубину которой виднеются едва заметные камни и песок. И точно так же как и в бушующем океане, ты не знаешь, что ждёт тебя при взгляде на эти глаза: верная смерть или приятное тепло.
Рассчитав очередной столик, я подошла к барной стойке, за которой стояла подруга, и пыталась стереть въевшееся пятно. Увидев меня, Машка заулыбалась во все тридцать два, кивком головы приглашая присоединиться.
— Как делишки у моей малышки? — спросила она, несильно дергая меня за кончик косички. — Какая-то ты сегодня невесёлая.
— Будешь тут такой, — я взяла в руки белую салфетку и принялась разрывать её на маленькие кусочки. — Эти соседи у меня уже в печенках сидят, честное слово. Сегодня мне из-за них участковый выписал штраф! Не им, а мне!
— Тебе за что? — удивилась она.
— За то, что счетчик вчера вырубила. Доконали они, я работать не могу нормально, мне статью сдать надо, а у меня мысли только об одном – как бы придушить этого скуластого гада так, чтобы следов не оставить.