— Где ты достанешь тысячу франков?
— Тебе Ахим рассказал?
— Рассказал, — коротко подтвердил Мюллер. — Ты смотри не наделай глупостей, еще, чего доброго, пристукнешь кого-нибудь из-за этих денег. Про историю с Бобби никто больше и слова не скажет! Понял? Так что можешь обойтись без смертоубийства!
Он зашагал, почти не волоча свою больную ногу. Ведро, которое он нес, скрипя покачивалось на ручке. Мюллер шел широким шагом, размахивая руками, чего он обычно не делал. Строгое выражение его лица никак не вязалось с бодрой походкой.
— Где я достану тысячу франков, до этого уж, брат, тебе дела нет, — сказал я, щелкнув пальцами. — Как только они тебе понадобятся, скажи — и получишь.
— Ну, смотри. — Мюллер, судя по всему, все еще пытался отговорить меня от моего намерения. — Ведь ты и по-другому можешь все исправить.
Исправить? Да я и не собирался ничего исправлять. Просто Ахим решил, что я такая же мразь, как «профессор» или Нетельбек. Вот я и вызвался помочь Герхарду. И кроме того, нужно признать, что я был по уши в долгу перед Ахимом и перед его товарищами за ту помощь, которую они мне оказали..
Я с досадой швырнул полотенце на ручку насоса.
— Знаешь ли, я хочу тебе только сказать, — пояснил Мюллер, размахивая ведром, — что история, которую проделали с Биберманом, это старый фокус. И при помощи этого фокуса всякие бессовестные ловкачи вечно обманывают народ.
— Может быть, ты и прав, — сказал я, фыркая под ледяной струей.
— Вот подходят они к тебе и говорят: «Ты, мол, очень хорош, не то что те, другие». И давай доказывать, что только, мол, наш народ замечательный. А для того, чтобы оставить нам одни добродетели, они щедро награждают нашими недостатками другие народы.
— Какие еще недостатки? — спросил я.
— Те самые, последствия которых испытал на себе Биберман.
— По-твоему, это только недостатки?
— Я пристально посмотрел на Мюллера. Он сидел на перевернутом ведре. Глаза его были непроницаемы, нижняя губа выпячена…
Кто-то вышел из нашего барака и направился к ручью. «За мятой пошел», — подумал я и снова ощутил саднящий привкус в горле.
— А по-твоему, это что? — спросил Мюллер.
— Подлость это, вот это что такое. Без пиджака, в одних шлепанцах и с доской на груди. И ни слуху, ни духу о нем больше.
— Вот в том-то все и дело, — сказал Мюллер, — добрые люди сражались с Биберманом и даже заметить не успели, как подорожали масло, сахар и мясо. Ну что, правильно я говорю?
Я молчал.
— А потом, — продолжал Мюллер, — мы получили пушки. Пушки вместо… Правильно?
Он поднял ведра, бросил на меня мрачный взгляд и, прихрамывая, удалился.
Над равниной гулял ветер — он остудил пышущую жаром печку. С гор повеяло запахом сена, и шалфея. Черная стена сланцевых скал сверкала на солнце, и сухой воздух был напоен дурманящими ароматами. Покуда я готовил первую заварку, мои постоянные клиенты заняли свои обычные места на песке. Только место старика, который требовал у меня спички в еврейском бараке, пустовало. Куда это он запропастился? Мне решительно не хватало знакомой фигуры на привычном месте. Безотчетно приставив ладонь козырьком ко лбу, я оглянулся. Я увидел бараки, дюны, обитателей лагеря — некоторые разгуливали нагишом, другие были в трусиках. Том, облаченный по обыкновению в синюю матросскую куртку, слонялся у недостроенного барака. На «толкучке» еще никого не было.
Один из интернированных, плешивый тип, которого за трескучий голос прозвали «мотоцикл», сонно пробурчал:
— Новые прибудут только завтра.
«Ну и слава богу», — мелькнуло у меня в голове; я все еще никак не мог придумать, как же мне раздобыть тысячу франков. В поле по ту сторону колючей проволоки женщины пололи кукурузу. Бочонок стоял, опершись на винтовку, лениво посматривая на склонившихся женщин. В очертаниях долины, словно в застывшем ручье, повторялись контуры хребта. На северо-западе, на самом горизонте, виднелись пологие холмы. За ними сразу же вздымался крутой утес. Узкие тропы змейками ползли вверх к скалистой вершине. Тут и там виднелись хутора, утопающие в садах. Я смотрел на эту знакомую картину, и мне вдруг стало грустно. Старика нигде не было видно.
Печка уже накалилась, но я открыл поддувало, чтобы огонь разгорелся еще сильней. Ведро с кофе стояло на печке с подветренной стороны. Я подвинул его влево, потом вправо, и в конце концов оно снова оказалось на прежнем месте. Вода еще не закипела — можно было и посидеть. Но я продолжал стоять. Потом я обошел еще раз вокруг печки и убедился, что все в полном порядке. Молотый кофе висел в полотняном-мешочке над ведром. Нет, все решительно было на своих местах. Только старика не было.