Я заснул беспокойным сном. Грохот открываемых ставен заставил меня проснуться.
— Подъем!
Мы столпились в умывальной. Гарри силком стащил с нар старика, упорно не желавшего подниматься. Возле крана образовалась очередь. Я стоял рядом с Эрвином. Ахим и Нетельбек находились в другом конце помещения. Вдруг во мне вспыхнуло какое-то смутное воспоминание. В маленьком зеркальце, висевшем на противоположной стене, я видел свое лицо, потом лица моих товарищей по заключению. Где-то я видел уже эти бритые наголо головы, эти торчащие уши, этот затравленный взгляд на маленьких, сморщенных от голода и страха лицах. Да, верно, в иллюстрированном журнале, который нам показывал Эрвин. Я ткнул его локтем в бок.
— Мне нужно кое-куда, — и я кивнул в сторону уборной, которую осаждала целая толпа. — Твой журнальчик еще при тебе?
Эрвин так и подскочил.
— Оставь меня. Отвяжись, — попросил он раздраженно.
Не успел я подставить руки под струю, как меня оттолкнул Гарри, который приволок старика.
— Вымой грудь напоследок, сволочь, — и он толкнул упиравшегося старика под струю воды.
— Бей меня, скотина, забей меня до смерти, коли хочешь, — прохрипел старик.
Эрвин бросился обратно в барак, видно боясь снова услышать свист плетки. Мы, как можно быстрей, заправили постели, проглотили по ломтику сухого хлеба и ринулись во двор. Нас построили и тут же рассчитали по порядку номеров. Потом еще и еще раз. Мы едва успевали поворачивать голову влево, выкрикивая свой номер. Проволочное заграждение так и мелькало у нас перед глазами, а головки астр слились в пламенеющую черту. Перекличка шла с такой бешеной быстротой, словно жизнь наша зависела от каждой выигранной секунды. Гарри подошел к какому-то эсэсовцу, которого я еще не видел, и отрапортовал:
— Заключенные выстроены в полном составе! Один человек выделен на работу вне лагеря.
Эсэсовец окинул нас недовольным взглядом, повернулся спиной и принялся насвистывать модную песенку. Гарри вынул из заднего кармана брюк свой блокнот и принялся усердно его листать. Я стоял навытяжку, не сводя глаз с березы, росшей на опушке леса. Взгляд мой быстро скользил по стволу — снизу вверх, сверху — вниз — черное пятно, белое пятно, черное — белое… Гарри все еще перелистывал блокнот в поисках чьего-то имени. Кого же он назовет? Эсэсовец насвистывал: «Снова зацветет белая сирень». Темная крона березы раскачивалась на ветру.
— Иозеф Райнер, на полевые работы! Шаг вперед! — скомандовал Гарри и, не переводя дыхания, выкликнул: — Политические, к велодрому бегом марш!
Я еще успел увидеть, как старик, опустив голову, брел, спотыкаясь, впереди охранника, и, схватив за руку Эрвина, который стоял, словно окаменев, и смотрел им вслед, я потащил его за собой.
— Беги, черт! — крикнул я на него.
Стараясь догнать передних, мы побежали к железному катку высотой в человеческий рост. На его дышле — огромном, грубо обтесанном бревне — были укреплены три поперечных рычага. По обе стороны от катка возле каждой перекладины стояло по три человека. К катку была подвешена борона. Увидев борону — железную решетку с острыми вдавленными в землю зубцами длиной в руку, — я понял, какая работа нам предстоит. «Велодром» — полоса глинистой земли метров в двести длиной — был почти такой же ширины, как каток.
— Давай! — заорал Гарри еще издалека. Схватившись за перекладины, мы подняли дышло вверх. Эрвина мы с Ахимом поставили между нами.
— Марш! — приказал Гарри.
Метр за метром мы, надрываясь, тащили каток, утрамбовывая вязкую глину; метр за метром борона, подвешенная к катку, снова разрыхляла ее.
Мы могли бы с таким же успехом уснуть или умереть. Результат нашей работы все равно остался бы неизменным до второго пришествия. Уголовники, которые окучивали и выпалывали грядки, были, надо полагать, счастливы — ведь они всего только уголовники, не политические.
Короткий резкий треск взметнулся над проволокой. Мы замерли, повернув головы к лесу.
У Нетельбека вырвался какой-то клокочущий звук — ужас перехватил ему горло.
Эрвин вызывающе поднял подбородок и уставился в разорванные облака.
— Иозеф уже покончил со всем. Для него тысячелетняя империя миновала.
Широко расставив ноги, Гарри стоял возле клумбы и крикнул нам в сложенные рупором руки:
— Пошли!
Мы всем телом налегли на перекладины. Каток заскрипел. Красные астры, словно пятна крови, алели на клумбах.
Так, изо дня в день, из недели в неделю прокладывали мы нашу бесконечную дорогу. Изредка появлялся Гарри, чтобы убедиться в том, что мы не сидим сложа руки.