ветру помочь как-нибудь.
На рыбалке
Здесь столько рыбаков и столько лесок,
что кажется капроновой вода.
И червячок малиновый – довесок
к существованью старого пруда.
Здесь карасей доверчивые тюли
и Азии замедленный исток,
здесь сушат свои простыни июли,
завесив ими неба уголок.
Здесь вазелин, как вещество, не может
себя от группы мазей отделить,
но водомерке он всего дороже –
катиться позволяет, а не плыть!
Здесь лилии двоятся и троятся
в шарообразном зеркале волны,
и камышей высокие палаццо
мерцанием стрекоз окружены.
И столько светокопий на деревьях
качается средь тучной мошкары,
что кажется – живёт во сне поверье
и наяву – уснуло до поры.
Хариус в полдень
Стоит обнаружиться букашке
в кружеве полуденных теней –
мнёт тугую воду как бумажку
хариус, блеснув среди камней.
А была отмечена свеченьем,
нежною заботою река,
постигая вечности значенье,
отражая в небе облака!
Но волна плеснула – как из фляги
окатила гальку и песок,
и опять глядит из-под коряги
хариуса пристальный зрачок.
Жук скользит ли, ползает улитка –
тень им, как убежище, дана.
Шевелит усами повилики,
в небо поднимаясь, тишина.
Где-то вдалеке пасутся грозы
и уснул усталый ветерок…
Гетры полосатые – стрекозы
новый провоцируют рывок.
Мальчик со смартфоном в руке
Он был совсем уже старым
в неполных тринадцать лет,
ещё не пройдя гитару,
а только – весь этот свет!
(В зелёном глазу смартфона
технический Гладомор
изображал погоню
за тенью высоких гор.)
Гитара ждала мальчишку
три года – он не пришёл.
Он был, наверное, слишком
смышлён.
Он был из другого мира,
где время течёт быстрей…
Гитара узнала старость
и лопнули струны на ней.
Лошадь исправленная
Лошадь длинная, как река
(есть ли в самом деле такая?)
чешет веткой свои бока
и лучом на холке играет.
А затем ныряет в весну,
(о, игрунья: была и - нету!)
Спит черёмуха на весу
у заботливой няньки - лета.
Кем в лесу была - не понять,
только вышла к утру другая,
кобылицей мечтая стать
и пропорции соблюдая.
Я за ней едва волокусь,
белизною любуясь тела.
Может, скоро и я женюсь
на лесной красавице - тени!
Звуки Азии
Скрябин ли тут или песня кузнечика
радует слух муравью?
Розы поют про земное, конечное
нежную песню свою.
Азия – звук, исходящий из синего,
яркий, светящийся звук.
Вслед ему жёлтый, оттенка красивого,
светит песками разлук.
Взять этот звук бы для новой селекции,
сделать лекарством для ран,
да раздробил его ночью на секции
саблей-луной Чингисхан!
Звуки летят полукругом, по радуге,
сон украшая земли,
Азия звуком светящимся радует,
словно пески зацвели.
Гвозди
В глубину кедровых досок
проникают гости –
нюхают колючим носом
древесину гвозди!
Беззаботная орава
влезла и затихла.
Толстый – слева, тонкий – справа…
Тьма, неразбериха!
Отряхнув собачью шапку,
мужичок ледащий
стружки жёлтые в охапку
сгрёб и бросил в ящик.
И чахоточною грудью
выдохнул соседу:
– Хоронить назавтра будем,
приходи к обеду!»
На что похожа Колыма...
На что похожа Колыма,
в осеннем воздухе летая,
как это делает святая?
Ответь, мой друг, себе сама.
Да, это сказка, и зимой
она опять побудет с нами,
чтобы весенними духами
наполнить воздух ледяной.
На что похожа Колыма?
На то, что мы с тобой представим,
на полку книжную поставим,
и пылью нашего ума
не затемним свой день воздушный…
На что похожа Колыма?
Послушай…