«Может, я сошла с ума? — коротко мелькнуло у нее в голове. — Потому что… я не хочу. Не хочу больше быть в других объятиях. Только в его…»
Их потребность друг в друге стала вдруг невыносимой, и Гермиона уже рвала пуговицы на его рубашке, отчаянно пытаясь поскорее расстегнуть ее. Дотронуться до обнаженной кожи Люциуса хотелось неимоверно. И он тоже не уступал в страстности, стремительно стаскивая с Гермионы одежду. Оставшись полностью обнаженной, она сбросила туфли на низеньком каблучке и мысленно возблагодарила теплую весеннюю погоду за то, что та позволила не надевать сегодня чулки.
Сорвав наконец-то с себя рубашку, Люциус потянулся к полушариям груди: продолжая мучить поцелуями ее губы, теперь он принялся и за грудь, легонько сжимая, поглаживая или играя с сосками. Тяжелое дыхание, перемежающееся мучительными и сладкими стонами, рычанием Люциуса, всхлипами Гермионы — все это звучало в пространстве комнаты некоей эротической симфонией, что сопровождала их жажду.
Гермиону ни капли не волновало, что обнаженной она стоит посреди музыкального салона Малфой-мэнора в объятиях одного из самых знаменитых Пожирателей Смерти. Все, чего хотелось, это хоть немного облегчить боль, сжимающую внутренности тугим узлом, и хоть немного погасить огонь, пожирающий ее изнутри. И вздрогнула, когда Люциус потянул ее за запястье и прижал ладошку к своему напряженному увеличившемуся члену. С губ обоих слетели глухие нечленораздельные звуки — это Гермиона обхватила его рукой и чуть-чуть сжала.
У Малфоя перехватило дыхание: он ощутил, как мягкие тоненькие пальчики принялись расстегивать ремень, а потом и брюки. Как, покончив с этим, скользнули по его спине и опустились чуть ниже, на ягодицы. Звякнув пряжкой ремня, брюки сползли на пол, и Люциус понял, что ему ужасно хочется стащить с себя еще и носки с ботинками. И остаться совершенно голым, как и Гермиона. Но, черт возьми, как же не хотелось терять на это время. Он провел руками по ее спине, потом по изгибу талии… и, опустившись ладонями к бедрам, приподнял Гермиону.
С трудом оторвав губы от его рта, она обхватила Малфоя ногами и поняла, что ее прижимают к боковой стороне рояля. Гермиона откинулась назад, на крышку инструмента, и крепко вцепилась в ее край пальцами. Их глаза встретились. Тяжелое, прерывистое дыхание почти оглушало. И, не отводя взгляда, Люциус начал медленно, мучительно медленно проникать внутрь. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, пока он овладевал ею, и весь мир будто сузился для них в одну единственную, но огромную как вселенная, точку — точку соединения двух тел, которые впервые познавали друг друга. Войдя полностью, Люциус стиснул челюсти и чуть качнул головой, а Гермиона ахнула от неожиданного, почти шокирующего удовольствия.
Несколько мгновений, замершие, они были похожи на каменные статуи и просто продолжали глядеть друг на друга. Не понимая, как же дошли до такого. И еще не зная, что же это значит и будет значить для них. Гермиона почувствовала, как по позвоночнику пробежала легкая судорога, и как влагалище непроизвольно пульсирует, откликаясь на нее и на это вторжение. Казалось, Люциус тоже ощутил ее дрожь: он негромко зарычал, чуть вышел из влагалища и сразу же проник снова, но уже с большей силой.
— Да… — прошептала Гермиона, все еще хватаясь побелевшими пальцами за край рояля.
И это словно стало для Малфоя толчком. С силой схватив ее за бедра, он глубоко погружался в Гермиону, ни на миг не сбиваясь с мощного устойчивого ритма. Ее маленькая, но аппетитная грудь подрагивала от его толчков, и это сводило с ума. Не удержавшись, Люциус наклонился и, схватив один из сосков губами, вобрал его глубоко в рот.
— О да! — выдохнула Гермиона, еще сильнее сжав вокруг него ноги.
Каждое движение Люциуса, каждое его прикосновение, каждая следующая секунда близости — все это дарило ей радость. Бесстыдную и совершенно неожиданную плотскую радость. И Гермиона растворялась в ней, машинально продолжая гладить его по плечам.
— Дотронься… — прохрипел он, — до своего клитора… Помоги мне! Хочу, чтоб ты кончила.
Малфой приподнял Гермиону чуть выше, чтобы ей стало удобней. И она скользнула пальцами вниз, тут же закружив ими по влажному и горячему комочку. Теперь Люциус двигался быстрее и хаотичней — было понятно, что оргазм уже близок. Выражение его лица было сейчас почти диким, волосы беспорядочно рассыпались по плечам, а кожа стала влажной и липкой от пота. И все же он был прекрасен, так же как было прекрасно и происходящее между ними.
— Боже мой… Я… Кажется я… — прохныкала Гермиона.
— Скажи мое имя… скажи… — тяжело выдохнул Малфой, чувствуя, что мошонка сжимается и начинает пульсировать в предвкушении разрядки.
— Люциус… О, боже… Люциус! — выкрикнула Гермиона и поняла, что выгибается на поверхности рояля в сильнейшем чувственном восторге.
И это прозвучало в ушах Малфоя музыкой, как почти всё, что звучало в них сегодня, благодаря этой женщине. Он излился, словно поднимаясь на небо и одновременно спускаясь в самые темные глубины ада, чтобы отдаться на волю невероятного, ослепительного, непохожего ни на что другое блаженства.
Еле удержавшись на ногах, поскольку колени подкашивались, Люциус уткнулся лицом в ее плечо и стал ждать, пока дыхание успокоится. Привычное здравомыслие постепенно возвращалось, он почти не верил, что только что занимался сексом с хорошенькой грязнокровкой, моложе его вдвое. Да что уж не верил. Он просто не понимал этого! Зато понимал другое… Что безумно соскучился (нет, не просто по сексу) по… жизни. По ее радостям. По вкусу. По мягкости и нежности, что может дарить жизнь. Ну и, конечно, по ощущению того, что под тобой лежит теплое и обнаженное женское тело.
«Пусть и грязнокровное хоть трижды!»
— Мерлин… теперь я понимаю, почему их запретили. Думаю, этот рояль зачаровали сильнейшим заклинанием похоти! — простонала Гермиона, отвлекая его от рассуждений.
Чувствуя, как член слегка дернулся внутри нее, Люциус поднял голову.
— Ошибаешься, — улыбнувшись, отозвался он и взглянул в изумленные глаза Гермионы. — Нет никакого заклинания похоти. Есть просто рояль. Обычный, хотя и хороший. Инструмент же, который ты искала, это арфа. Она стоит вон там, — и он подбородком указал на угол комнаты.
А весеннее солнце все продолжало и продолжало ярко светить в широко распахнутые после многих лет окна…
Примечание: Фирма «Бёзендорфер» была основана в 1828 году в Вене. Официальный поставщик инструментов к Австрийскому императорскому двору. Самой крупной моделью компании является «Бёзендорфер Империал», который до 90-х годов прошлого века был единственным концертным роялем с 97 клавишами. Имеет диапазон восемь октав.