На ней Трегарт отмечал уже опрошенные селения. От деревни к деревне, от племени к племени, теряя надежду.
Аборигены не только ничего не знали о прекрасной незнакомке, но и, судя по реакции, смутно подозревали о существовании людей. Некоторые вспоминали пропавшего год назад Антона Левицкого и последовавшую за исчезновением спасательную экспедицию.
После этого — ничего.
Если бы не платок, не злосчастный платок, Дункан давно бы списал произошедшее на шутки распалившегося воображения.
Это лицо, волосы, голос… стоило отвлечься, они снова и снова вставали перед глазами.
Даже себе он не мог признаться, найти причину, почему с упорством маньяка, одержимого, рискуя положением, благосостоянием, даже жизнью, ищет встречи с девушкой.
Любовь?
Но ведь он даже не знает ее, не говорил, да что там, не разглядел, как следует.
Тогда что?
От хижины отделилась темная точка и, переваливаясь, — характерная походка аборигенов — заковыляла к нему.
Нет божества, кроме Призраков и Кецаль пророк их.
Они создали землю, и то, что в земле, и то что на земле.
Они создали небо и то что в небе, и то что над ним.
Они создали звезды и то что в них, и то что между ними.
И нет ничего ни на земле, ни в небе, ни в космосе, чтобы не принадлежало им.
Вода течет, поднимается в небо и снова падает на землю с их позволения.
Пшено прорастает, зреет, падает в землю и снова прорастает с их позволения.
День сменяется ночью, а ночь — днем, с их позволения.
Рождение сменяется смертью, а смерть — рождением, с их позволения.
Планеты крутятся вокруг звезд, а звезды — вокруг ядра с их позволения.
Им известно, что было, что есть, что будет.
И нет ничего такого, чтобы они сказали — мы не знаем.
Никто не постигнет никакого знания, кроме того, что они пожелают.
И не свершится ничего, кроме того, что они пожелают.
И не родится никто, кроме того, что Они пожелают.
Так было, так есть и так будет.
Во веки веков.
Хвала!
Точка приближалась, обрастая подробностями. Угловатое тело, облагороженное отвисшим брюшком, короткие кривые ножки, длинные, достающие почти до колен, жилистые руки и вытянутая высоколобая голова, покоящаяся на узких плечах с торчащими буграми ключиц.
— Ты — чужак!
Вопреки авторитетному мнению горящеглазого ученого, никто на Порте не воспринимал Трегарта в качестве бога. Вот и тон нового знакомого был далек от почтения.
Судя по облачению, перед землянином стоял шаман.
— Меня зовут — Гнед, я — шаман! — подтвердил догадку Трегарта абориген.
— Дункан, — слегка поклонился тот. Рука, помимо воли, потянулась к карману штанов, тому, в котором лежал нож.
— Гнед слышал, чужак ищет себе подобных.
— Что? Да! Ты что-нибудь знаешь о них?
Неужели! Наконец! После стольких дней бесплодных поисков. Удача!
— Гнед знает, — с видом, проводящего важный ритуал, собеседник запустил скрюченный палец в нос и принялся ковырять там.
— Где, где ты их видел, когда?
— Гнед знает, — палец был извлечен, а добытое подверглось пристальному осмотру.
— Как давно это было?
— Недавно, совсем недавно, луна только один раз успела умереть и родиться вновь.
Дункан почувствовал, как сердце забилось сильнее. Она, он увидит ее!
— Платок, — из рюкзака Трегарт выудил платок, — такой вещи ты не видел у них… у одной из них?
— Видел.
В это просто невозможно было поверить. Мечты оборачивались явью.
— Где?
— Гнед больше ничего не скажет, — неожиданно отрезал абориген.
— Почему?
— Слова Гнеда могут слышать лишь уши освященного.
— Освященного?
— Только прошедший Ритуал может быть посвящен в тайну.
— Какой ритуал?
— Ритуал Рая! — торжественно родил абориген.
Дункан вспомнил, что-то такое упоминал профессор.
— Я… э-э-э, могу пройти этот ритуал?
Перед тем как ответить шаман воровато огляделся.
— Не здесь, не сейчас. Как стемнеет, приходи к священной скале, — скрюченный палец указал на темнеющую у горизонта точку. — Приходи так, чтобы тебя никто не видел.
Развернувшись, абориген заковылял обратно к деревне.
Новый знакомый без всякого ритма самозабвенно колотил в потертый бубен.
— Урта, о-о-о, Урта!
Неловко задирая коротенькие ножки, он еще и пытался прыгать вокруг костра.
— Слушай, Гнед… — Дункан поморщился — перекричать орущего шамана с его музыкальным инструментом оказалось довольно сложно.