Выбрать главу

- Прямая линия, - сказала она себе, хотя не знала точно, почему это хорошо.

Она шла дальше и дальше, потом спала и шла и спала снова.

Доум’вилль без всяких сомнений осознала, что прошло множество отрезков времени, которые раньше она звала днями, когда поняла, что у неё закончилось время и силы. Воды из подогретого снега уже не хватало.

Она упала на колени и закричала на солнце, проклиная его, требуя наступления ночи.

Она хотела умереть ночью.

Она даже не вырыла себе нору для сна. Она просто упала и темнота сна опустилась на неё.

Затем – более глубокая темнота.

Доум’вилль не знала, сколько времени прошло, когда она снова открыла глаза – лишь затем, чтобы обнаружить себя во тьме. Холодной, холодной тьме.

Она попыталась встать, или перекатиться, но щека примёрзла ко льду.

Впервые после того, как она спустилась с горы, на которую забросил её архимаг Громф, Доум’вилль Армго заплакала. Она заплакала из-за своего несчастья, из-за этого несчастного конца. Она заплакала из-за своей преданной матери, которую отец бросил оркам, когда решил отправиться с Доум’вилль во мрак.

Она заплакала из-за Тейрфлина, своего убитого брата. Что она натворила? Она поднесла руку к глазам, ожидая, что там по-прежнему будет кровь.

Она попыталась сказать себе, что это Хазид’хи заставил её сделать это, что меч выбрал носителя, и ей не оставили выбора. Но нет, она не могла заставить себя винить меч, или ненавидеть меч, нет. Никогда. В конце концов она заплакала и из-за Хазид’хи.

Меч должен быть в её руках, рядом с ней, когда она покинет этот мир.

Этот тёмный мир.

Последняя мысль застала её врасплох. Она снова попыталась поднять лицо, повернуть лицо, но когда это не получилось, упёрлась рукой в холодный лёд и резко оттолкнулась изо всех сил, которые смогла найти, отрывая кожу. Боль была ужасной, но освобождение того стоило. Она завертелась и скорчилась, улеглась на спине и взглянула на небо – на облака и звёзды.

Звёзды! Миллионы, миллионы звёзд!

День наконец закончился.

С огромным усилием она заставила себя сесть и сильнее почувствовала укусы холодного ветра.

Когда её объял глубокий холод, она решила, что проснулась лишь затем, чтобы наблюдать за собственной смертью, что её собственный разум решил, что в эти последние мгновения она должна бодрствовать.

Она решила, что ляжет и позволит холоду забрать себя – ведь что ей ещё оставалось? Но когда она начала укладываться, Доум’вилль заметила необычный свет невысоко в небе, слева от неё – рассеянное жёлтое мерцание. Первой её мыслью было, что небо проглатывает солнце и ночь побеждает в какой-то небесной битве.

Но потом она поняла, что свет расположен ниже очертаний горного хребта.

Такого быть не могло.

В глубине разума раздался шёпот «костёр», а с ним – воспоминание о том, что костры значили для других.

Собрав последние силы в своём исхудалом, надломленном теле, Доум’вилль поползла к этому свет. Дальше и дальше, так долго, что она стала ждать восхода солнца и решила, что должна начаться заря. Но нет.

Затем свет костра моргнул впереди, и она удвоила шаг, борясь, опасаясь, что каждое движение станет последним, чувствуя такой холод, какого и представить себе не могла, от которого словно горели руки и ноги.

Опустив голову, истощённая, погибающая полуэльфийка чуть не заползла прямиком вглубь снежного холма. Вздрогнув, она подняла взгляд и начала огибать холм – только её разум не смог понять, что она видит. Это был не естественный холм, а почти что правильный купол, с низким навесом из снега, создающим подобие входного тоннеля.

Думая лишь о том, чтобы укрыться от ветра, Доум’вилль заползла внутрь. Она застыла, когда почувствовала мех, густой и мягкий, но после мгновенного ужаса поняла, что это не живое существо, а плотное одеяло.

Здесь было тепло, теплее, чем должно быть по её мнению, поскольку стены тоже были сделаны из снега.

Она не понимала.

Ещё ей было всё равно. Она рухнула лицом в мех и заплакала, и позволила себе забыть о мире.

Пока не услышала рык.

Её глаза распахнулись и увидели острые клыки скалящегося существа, похожего на собаку, всего в нескольких дюймах от лица.

Она закричала, и животное наполовину гавкнуло, наполовину взвизгнуло, пока другое укусило её с другого бока. Доум’вилль снова вскрикнула и перекатилась, отчаянно колотя рукой, поворачиваясь к выходу… чтобы обнаружить две фигуры, преградивших его. Люди, подумала она, один держит маленькую лампу.