– Интересно, а чему они могут завидовать? Нашим раскисшим от дождей дорогам. – Изумился академик, – вот про это я уж никогда не думал.
– Подсознательно они нам завидуют. За души наши. Они ведь всем нутром своим извращенным чувствуют, что только наш народ Господь выбрал для духовного подвига, для преображения. С самого сотворения нашего. С первого часа проявления Святой Руси. И с того дня их злоба лютая мучает.
Зависть такая, что нам и не снилась. А отсюда и ложь про нас, наветы, обман. Для них вместо иконы – унитаз превыше всего. По сортирам цивилизованность определяют, а не по глубине веры. А если ты, друг мой ситный, проявление Божие на Земле – Русь Святую сохранить не готов, даже ценой собственной души, то какая цена тебе в базарный день? Ты сам посмотри, ведь только у нашего народа Святой Огонь на Пасху снисходит.
Больше ни у одной нации нет такого. А Крещенье возьми, опять же ни у одного народа нет, чтобы в этот день вода Святой по Вере становилась. А у них и близко подобного нет. Вспомни, как во времена оны, выгнали приверженцы армянской церкви дубинками на Святую Пасху православных из храма. Дескать, сами будем получать Благодатный огонь. Молились, молились, а схождения огня и нет. А вот изгнанные из собора истинно верующие попросили у Бога чуда. Ударила в колонну молния, и сошел Благодатный Огонь. Не задумывался, почему в мире больше ни в одной конфессии такого не бывает? А ведь они тоже молятся, господа просят.
Посмотришь на некоторых, с библией под подушкой спать ложатся. Да только вот вода от этого святой не становится. Пусть даже через слово молитву читать начнут. Вот и бесятся они. Не дал им Творец такого дара – проявлять в нашем материальном мире Чудо Божье. Не дал. Вспомни нашего приятеля лагерного Иванцова: один раз – непроявленная закономерность, два – проявленная, а три – статистика. А твои сомнения мне понятны.
Ответственность свою понимаешь. Это очень хорошо. А ты не мучайся.
Богородица заступница через тебя нам шанс на спасение Руси Святой дала.
Иначе, не сдюжить нам. Сам прекрасно видишь, как черта кровавая приближается. И как бы мы не хотели, а ее не избежать. Помощь Божья это хорошо. Да вот проявить ее мы своими руками и поступками здесь должны.
Наступило время воинов и витязей. Если мы не сохраним державу для детей и внуков наших, для чего тогда жить?
– У немцев тоже про любовь к фатерлянду говорят. Ради нее всех положат.
– А ты не путай человеческую дурь с Божьим проявлением,- усмехнулся Леонид, – разве не видно, что государство германское, да и все другие страны уже давно тьма в полон взяла. Извратила все понятия и представления о добре и зле. Душу у них вытравила. И теперь они не то, что верою своей Божий Огонь на Пасху не вызовут, а молитву искреннюю не сотворят. Не доходят призывы до Господа. Силы в них нет. Одна мертвечина осталась. А вот у народа русского все это есть. Сила душевная, вера чистая. Да у нас самый последний пьянчужка, ежели с верой к Господу обратится, быстрее до него достучится, чем они. Чистенькие, сытенькие и гладенькие. Вот и злобой любой исходят они. Раньше – то держава Святой Руси намного больше была даже императорской империи. Да за тысячелетия отодвигают полчища вражеские нас от прежних рубежей. Мы то себя забываем, а не то, что державу прежнюю.
– Да понимаю я это. Но неужели только через войну доказывать приходится?
– Опустил голову Сергей Николаевич.
– Вот Паша Флоренский через силу духа проявился. Ему ведь по просьбе многих известных людей освобождение давали. Помнишь? А он отказался. Не могу, говорил он, своих товарищей по несчастью оставить. И пошел вместе со всеми добровольно на расстрел. И солдатиков, что их убивали, не проклял. Простил. Ибо не по злобе своей это они делали. По принуждению.
Спас их от ада мучительного. Я вот порой думаю, а смог бы я так поступить, как Паша? А он всегда говорил, если где и принимать смертушку, то в Божьей стороне. Сам знаешь, Соловки – то, Богом помечены, в скрижалях Всевышнего огненными письменами несмываемыми выбиты. В том краю, даже самому последнему грешнику за малую просьбу такие грехи отпускаются! Вот и нам с тобой Сережа сподобилось там побывать. Не важно, каким образом. По своему помыслу или в кандалах каленых. Но и мы прикоснулись к Святому Духу. А Возьми поэта Николая Гумилева. Хорошо, что читал его стихи. Ведь тоже мог спастись. Оговорил бы кого из знакомых, и жил, как остальные. А через офицерскую честь переступать не захотел. Мне чекист, который его расстреливал, исповедовался. Рука не поднималась в него стрелять, рассказывал, в безвинного. А тот улыбается у края могилы и говорит, не сержусь на тебя, братец, что ты меня в распыл пускаешь. Господь с тобой, а честь со мной.