— Что стряслось? — слегка робея, поинтересовалась она.
Дорка тоже беспокойно елозила в поисках своей флейты, но затем, обнаружив, что держит её зажатой в руке, угомонилась.
— По-моему, тётя, вы что-то столкнули… стронули с места.
При других обстоятельствах тётушка Тереза тотчас одёрнула бы племянницу за непозволительную дерзость, однако необъяснимая странность положения сковывала язык, и она еле выдавила из себя вопрос:
— С чего ты взяла?
Дорка развела руками:
— Так мне кажется.
— Позволю себе заметить, что ребёнок со всей очевидностью прав, — прозвучал чей-то голос.
Тётушка Тереза оглянулась по сторонам.
— Это ты, что ли, сказала? — строго вопросила она.
— Нет, — потупилась девочка.
— Ребёнок употребил, пожалуй, слишком сильное выражение, ведь глагол «столкнуть» почерпнут из разговорной речи, а в данном случае более уместен высокий стиль. Однако это не меняет факта, что ситуация в значительной степени спровоцирована именно тётушкой Терезой, — голос невидимого собеседника звучал внушительно.
На сей раз тётушка огляделась вокруг повнимательней.
— Правда не ты разговариваешь? — ткнула она пальцем Дорку.
— Честное слово.
— Тогда кто же?
От столь прямого вопроса было не увернуться.
— Вы только не пугайтесь, тётя.
— Я не из пугливых.
— Курица.
— При чём здесь курица?
— Она заговорила.
Тётушка Тереза уставилась на курицу. Та по-прежнему сидела на коленях у Дорки, склонив голову набок и виновато помаргивая одним глазом.
— Это правда? — спросила тётушка напрямую. От растерянности ничего лучшего ей в голову не пришло.
— Не стану отрицать, — призналась курица.
— Какая чепуха! Говорящих кур не бывает! — к тётушке начала возвращаться свойственная ей непререкаемость суждений.
— Однако встречаются исключения, — заметила курица.
Тётушка призадумалась.
— Тогда другое дело, — изрекла она наконец. — Ведь исключения лишь подтверждают правила.
— Верно подмечено! — возликовала курица. — Отрадно слышать, что вы признали за мной право на существование. Стало быть, я являюсь исключением. И в качестве такового позвольте, милейшая тётушка, представиться. Надеюсь, у ребёнка нет возражений? — последовал церемонный поклон. — Итак, профессор Фёдор Минорка.
Тётушка Тереза разинула рот. А вот Дорка ничуть не удивилась, одобрительно поглядывая на диковинную птицу, отвешивающую поклоны у неё на коленях.
— С чего это вдруг ты именуешь себя профессором? — поинтересовалась тётушка.
Во всём облике курицы произошла разительная перемена. Осанка выпрямилась, взор затуманился, и голова отвернулась в сторону — так выглядит любое живое существо, которое подверглось тяжкому оскорблению.
— Милейшая тётушка, попрошу мне не тыкать! — голос профессора прозвучал достаточно резко. — Мы с вами люди взрослые, здравомыслящие, давайте же обращаться друг к другу с должным почтением. Я ведь тоже в зрелом возрасте…
— Пардон, — дала задний ход тётушка. Конечно, она заводилась с пол-оборота, однако была далека от намерения оскорблять кого бы то ни было беспричинно. — Тогда как же к вам обращаться?
— Как вам будет угодно, милая тётушка Тереза, только без фамильярности. Этого, знаете ли, я на дух не переношу.
— Будь по-вашему, почтеннейший Фёдор Минорка. Я ведь всего лишь удивилась, что вы назвали себя профессором. В наше время не каждый день приходится сталкиваться с учёными курами… Вы уж простите меня за откровенность, — добавила она. Подчёркнутая учтивость профессора Минорки вынудила и её взять соответствующий тон.
— Да, я профессор. Доктор философских наук, — скромно уточнил Фёдор Минорка. — Я мог бы подтвердить это дипломом, но специфические обстоятельства как-то не располагают к этому…
— Помилуйте, да у меня и в мыслях не было усомниться в правдивости ваших слов! — пустилась в оправдания тётушка Тереза, которая и понятия не имела, что это за титул такой «доктор философских наук» и с чем его едят, но ведь не она первая и не она последняя пребывает в сём мире в плачевном невежестве.
— А Фёдор откуда взялся? — полюбопытствовала Дорка. — Ведь это мужское имя, а курица — женского пола, разве не так?