Даша молча раздала нам свечи. И мы потянулись к огню, чтобы зажечь их.
В «Зеркальном» была очень красивая традиция дарить на прощание свечи любимым вожатым, словно оставляя с ними огонёк благодарности своего сердца.
Дети и подростки обступили наставников. К Жене и Даше было не пробиться… Но я не торопилась зажигать свою свечу. Я подожду, пока все желающие попрощаются, и только тогда подойду к нему.
А пока я направилась к воде и достала другую, плоскую маленькую свечку.
У «Зеркального» была ещё одна красивая традиция – пускать по воде свечи, загадывая желания. Старожилы говорили, что непременно сбывалось каждое.
Я опустила огонёк на воду, думая, что загадать. Любовь свою я сама встречу. Женю привязывать своими желаниями к себе я тоже не буду. Если нам судьба встретиться вновь, мы встретимся.
И я загадала снова посетить «Зеркальный» – такого необычного, но очень милого друга.
Этой ночью Женя выкрал меня через окно из корпуса.
Мы бродили под звёздами, вальсировали между берёз… А потом долго сидели на пирсе, наблюдая, как горит, прикрытая от ветра нашими ладонями, подаренная самому лучшему вожатому моя свеча.
И снова нам были не нужны слова. Мы не прощались. Мы из любой точки мира сможем дотянуться друг до друга – душами.
Уснула я прямо на пирсе, на его плече. Он на руках принёс меня в вожатскую и, оставив спать на своей кровати, ушёл в «пыточную».
Отъезд я помню плохо – сказывался ночной недосып.
Помню только, как мы дружно в десятки глоток орали, выйдя из ворот: «До свидания, “Зеркальный”!»
Женя проводил меня до автобуса, помогая с вещами. Не обращая внимания на ошарашенные взгляды женского населения, долго держал меня за руку, глядя в глаза, словно в последний раз напитывая меня своей силой, говоря, что душой он всегда будет рядом. Потом молча подсадил на подножку…
Автобусы тронулись, а я, распластавшись по заднему стеклу, с тоской смотрела на отдаляющийся лагерь. Вот и всё.
В моей сумочке тренькнул телефон. Женя! Я услышала тихий перебор гитары и родной голос, певший для меня любимую лагерную песню:
– Засыпай спокойно, Зеркалёнок!
И я действительно провалилась в уютный, полный радостных красок сон.
Надо ли говорить, что дома письмо учительнице было дописано, дополнившись рассказом о моём вожатом и том, что он рассказал про родственные души. Я писала Екатерине Геннадьевне, что самая первая такая душа, встреченная мною – это она. И я ей за всё благодарна.
Я не знала её адреса, поэтому положила письмо в конверт с небольшой запиской на имя директора нашего ЦДТ, ей же и адресовала.
Подумала немного и написала очень светлое письмо Медеру. И Айбике. Хотела написать и Елисею, но почему-то не смогла. Возможно, я сделаю это позже, когда у меня будет достаточно сил подобрать правильные слова.
Я запечатала конверты и отнесла их на почту.
И только потом, с лёгким сердцем, достала из-за пазухи заветное Женино письмо – ещё одну добрую традицию «Зеркального». Эти письма, написанные для самого важного в смене человека, полагалось открывать уже дома. Но я посчитала, что стану достойной это сделать только тогда, когда отправлю давно задолженные самой себе письма.
Свернула на укромную аллею летнего сада и, присев под большим деревом, открыла конверт.
«Никогда не предавай себя, мой Зеркалёнок!» – гласила первая, выведенная чётким аккуратным почерком строчка.
Я прочитала письмо, написанное для меня добрым волшебником, несколько раз. Чувствовала, что я не одна. И что у меня за спиной набирают силу невидимые, но при этом нужные крылья.
Ты должна думать только о себе, Маша!
Осень подкралась незаметно. Димкина нога зажила, и мы усиленно готовились к первому конкурсному сезону.
Юлия Юрьевна выдала маме огромную памятку необходимого для турниров. Там было прописано всё, от запасных туфель до поведения в различных ситуациях.
Многое было мне знакомо по прежнему опыту, и я особо не волновалась.
Мама же зацепилась за пункт, гласивший:
«Костюмы. При наличии нескольких танцевальных костюмов берем все. Они должны быть упакованы каждый в отдельный чехол, желательно водонепроницаемый».
До первого турнира оставалось несколько дней, а у меня пошиты всего два свежих костюма. Один – для латины и один для «стандарта». Из прежних я за лето выросла. Да и опять же, капризная штука мода не позволяла открывать сезон в прошлогодних платьях, даже если их в Петербурге никто и не видел.