Зяблик
- Зяблик, зяблик, подожди… - сквозь гневные порывы песчаной бури к убегающему из селения мальчику рвался голос сестры. Белокурая глупышка Анни: первая обретенная – запнувшись о невысокий бархан у старой известняковой стены, упала и, исцарапав об острые грани песчаника пухлые белые руки, начала громко всхлипывать. «Зяблик!» - темные, вишнево – красные глаза переполнились слезами, для которых на щеках девчушки уже были начерчены маршруты.
Голова мальчишки с коротко - остриженными русыми волосами и одним большим вихром надо лбом, смешно выпятившаяся из - под ворота широченного желтого пальто, неуверенно качнулась в сторону девочки.
- Зяблик, я к маме хочу! - детские кулачки смешали багровую и черную краску с потоками соленой влаги, оставив после себя грязные пятна. Песок, больше похожий на пыль, осыпался на ноги ребенка, подарив коже оттенок здорового загара. Мальчик, путаясь в полах плаща и петлях пояса, что широким ободом обхватил его худощавую фигуру, яростно, по - птичьи подскочил к плачущей девчушке. Возвысившись над ней, закрыв ее своей тенью, он почти выкрикнул:
- Нет у нас мамы! Не будет больше!
В такт выстреливающим словам он беспокойно теребил изнутри сшитый не по размеру рукав. Спустя мгновение обветренные губы сжались в тонкую, упрямую полоску и в водянисто – голубых глазах мальчика проснулась боль.
- Ни у кого не будет! Только ты осталась.... И это...!
Из дырявого кармана пальто в руки мальчика выскользнула крохотная склянка, в которой, словно позабыв о законах тяжести, медленно перекатывалась красная капля. Красная, как глаза Анни.
Наконец, жалость к сестре, родной по матери, сломила взбунтовавшийся дух. Во много раз тише, словно успокаивая ее, он добавил:
- Всё, теперь иди, Анни. Иди к своим.
Пытаясь высвободиться из – под гнета желтой махины и все еще сдерживая слезы, Зяблик едва не расколол пузырек с драгоценной жидкостью, но вовремя спохватился. Худые лопатки под вощеной тканью заходили ходуном, вновь пристраиваясь к такому странному предмету одежды. После, когда одеяние поддалось, непослушный вихор на голове заломил ветер - мальчик бежал по горячему песку, прочь из этого безнадежно гиблого места, туда, где все еще есть люди.
***
Их осталось совсем немного.
Большая часть человечества прахом полегла на мертвые пески, лицом к лицу встретившись с молчаливым врагом солнца – порфирией.
Этот страшный недуг легко незаметно вошел в людскую историю в средние века, собрав первый урожай в кругу аристократов. Утонченные вельможи, воспринявшие болезненную бледность кожи и видимое бессилие как дар небес, не предпринимали никаких попыток излечения и гибли от него целыми .
Свежее дыхание просвещённого века, возродившее роль медицины и науки, ненадолго укротило тяжелую поступь беды, но не остановило ее.
Вторая волна болезни окатила неподготовленную планету в начале нового тысячелетия. Получившая неограниченную свободу молодежь, в стремлении испробовать все удовольствия этого мира, и увлекшись тайным миром химии, расширила границы аномалии, заставив шагнуть разбушевавшуюся эпидемию далеко за пределы стран - гигантов. К этому моменту среди ученых распространилось мнение о неоднородности происхождения основного поражающего фактора заболевания, что в скором времени и подтвердилось. Вирус, обнаруженный профессорами медицинского факультета университета в Падуе: Сивиллой Мартинес и Эдмундо Кользонни, легко встраивался в молекулы глобулина и вызывал у наблюдаемых больных пациентов клиническую картину, сходную с серповидной анемией и порфирией. Легко распространяющееся заболевание с не ясным путем заражения получило название: синдром Мартинес – Кользонни. И уже с этим именем переросло в пандемию.
Опасность заражения, голод и продолжительные засухи поделили человечество на обособленные анклавы, жестокие банды, основной целью и задачей которых стал вопрос выживания. Но и их век был не долог.
На смену им пришел "Ночной ветер" - группа отпрысков высокородных семей, психика которых, под воздействием наркотиков и синдрома, подверглась необратимым изменениям. Гонимые бесконечным мучением и слухами о чудесных выздоровлениях, "призраки", навсегда потерявшие человеческий вид, двигались от анклава к анклаву. Уводя под покровом ночи и делая бесплодными женщин, калеча в своих жестоких забавах рожденных ими детей, они словно саранча, уничтожали селение за селением. Иссушающий ветер верным псом следовал за ними, заметая следы недавних преступлений. Так было до тех пор, пока из живых представителей человечества в глубине Великой пустыни, не осталась горстка кочевых племен. Девятилетний Зяблик был последним, родившимся здоровым ребенком в одном из них.