— Зачем ты так, сынок, — Кортезе-старший покачал головой. — Ты ничего обо мне не знаешь.
— Что-то подсказывает мне, что моей вины в этом нет, — Бертрана можно было сравнить со статуей командора — настолько он был непреклонен. — И, дай-ка подумаю, я знаю, кто точно виновен.
— Конечно, я не виню тебя… — Роберто растерянно замолчал.
— Ждёшь того же от меня? Это зря… Потому, что я тебя очень даже виню. А ещё Шелдона…
— А его почему? — тихо спросил отец.
— Просто я так хочу! Во мне проснулся ребенок, которого кинули, как ненужного щенка, из-за новой игрушки.
— Нет, это совсем не так! Просто все так сложилось, а потом я закрутился — работа, семья… — Роберто осекся, виновато посмотрев на сына.
— Точно! Чего я не подумал-то! У тебя ж семья! — Бертран расхохотался. — А я со своими глупостями!
— Прости, я сказал чушь. Вы тоже моя семья: ты и Лили…
— О, нет-нет, мы в твою семью не напрашиваемся! Нам как-то и в своей неплохо было. Только одно мне не даёт покоя и всегда не давало. Ответь, отец, — лицо Бертрана скривилось, когда он произнес это слово, — чем твой младший сын лучше старшего? За что ты так со мной?
— Что тут происходит? — подошедший Шелдон участливо положил руку на плечо отца.
— Берт, все в порядке? — Рик обвел взглядом всю компанию.
— О! Вот и младший пожаловал. Что же ты молчишь? Что ты скажешь своему сыну? — Бертран смотрел прямо в глаза Роберто, проникая в самую душу.
— Я так рад, что мы встретились, сынок, — мужчина не обращал внимания на стоявшего рядом Шелдона.
— Что? — тот нахмурил брови и непонимающе уставился на отца. — Сынок? Ты это кому?
— Вот же хуйня! — проговорил ошеломленный Рик.
— Это он мне, — Бертран продолжал буравить отца взглядом. — Неожиданный поворот, да? — Он перевел глаза на Шела, и усмешка стала еще больше. — Ну, здравствуй, братец…
— Что за игру ты затеял? Какой я тебе братец? — Шелдон дернулся было к Бертрану, но его остановил нырнувший вперед Рик.
— Тихо, парень! Никто тут не играет, а не веришь — спроси у своего отца. — Он развернулся к другу. — Берт, пойдем.
— С удовольствием. Алана, прости, поговорим после. Мне надо немного отойти от воссоединения с «семьей», — и он, расталкивая толпу, вышел из зала. Рик бросился за ним, и они оказались в школьном коридоре. Там Бертран тихо сполз по стене. Злость клокотала в нем и все тело его трясло. Рик смотрел на друга, не понимая, что делать.
— Сука! — громко крикнул вдруг Бертран и поднял к потолку глаза, блестевшие от сдерживаемых слез. — Что за ебанутый день! На хуя ты привел меня сюда? — он попытался встать, но ноги не слушались его. — Я же как чувствовал… — сказал он уже тише. Рик молча смотрел на страдавшего друга и не знал, чем помочь. Берт уперся головой в стену. Все прошедшее детство и юность пролетели у него в голове. Вспомнилось, как ребята ездили с отцами на футбол, а он сидел дома, ведь мама не любила этот вид спорта, и он его тоже невзлюбил. Как классе в седьмом старшие ребята смеялись над ним, обзывая безотцовщиной, а он до остервенения дрался с ними, сбивая кулаки, падая и снова поднимаясь и бросаясь на обидчиков. Его тогда хорошо отделали и он долго приходил в норму, но после этого никто уже не называл этим прозвищем. Как ему было стыдно перед мамой за свой первый стояк, а он не мог спросить ее, что с ним происходит и поэтому все первые знания о сексе получил от стоявшего сейчас рядом Рика. Уж какие получил! Это потом мама поговорила и объяснила все более нормальным языком, рассказала, как должен относиться мужчина к женщине. Мама… Как Бертрану ее не хватало! — Жжет, вот тут, — он ткнул себя кулаком в грудь, — давит…
— Это слезы, дай им выход…
— Нет! — снова выкрикнул Бертран и сильно сжал веки. — Я не плачу, я давно не плакал, со смерти матери. Я не заплачу из-за этого дерьма! Я… — его голос сорвался, и слезы покатились по его щекам крупными солеными каплями. Рик опустился рядом с ним на корточки и стал гладить его волосы. Бертрана колотило от рвущихся наружу рыданий. Сильным рывком он заставил себя подняться и, в три шага преодолев расстояние до двери, выскочил на улицу. Там он поднял голову к ночному черному небу, и громкий рык вырвался из его груди.
— Аааааааа!.. — кричал он в вышину, выбрасывая из себя всю боль и ненависть.