2
- Что случилось, Пол? Ты языку проглотил?
Он вздрогнул и обернулся. Две вещи он терпеть не мог в человеке по имени Мирза Бахшад: способность двигаться абсолютно бесшумно и то удовольствие, с которым тот коверкал английский язык.
- А: Привет, Мирза.
Пакистанец плюхнулся в лучшее кресло и грациозно потянулся.
- Стелажу, наконец, привезли, - прокомментировал он. - Однако, не спешиля они:
Лил! Ли-ил!
Не отходя от окна, Пол наблюдал, как девушка принесла чай и бисквиты.
- С глазурей, - удовлетворенно отметил Мирза. - Мои любимые.
- Специально для вас, доктор, - сказала Лил и, хихикнув, выпорхнула из комнаты.
"Чертов Мирза! Бывают у него хоть когда-нибудь неприятности?"
Но горечь покидала его. Мирза был дьявольски красив, несомненно умен и дико обаятелен, разве мог кто-нибудь его не любить?
"Только Айрис:"
Пакистанец отхлебнул чай, поморщился и поставил чашку на подлокотник. Провел пальцем по тонкой линии усиков над верхней губой, словно проверяя, на месте ли они, и уставился своими черными блестящими глазами на Пола.
- У тебя вид под стать погоде. Что случилось?
Пол пожал плечами и, повернув ногой тяжелое кресло, сел.
- Ты разучился говорить по-английски, - констатировал Мирза. Удивляюсь, как вы все не сошли с ума в этой стране. Иногда, мне кажется: Хорошо, попробую догадаться. Очередная консультация с Сопливым Элом?
Он имел в виду доктора Нока Элсопа, консультанта, с которым Пол работал особенно часто.
- Нет, не сегодня, - пробормотал Пол. - Отложили на завтра. Какое-то заседание, ему там обязательно надо быть.
- Значит, Дырявая Голова, а? - правая бровь Мирзы приняла форму вопросительного треугольника.
Когда-нибудь доктор Джозеф Холинхед узнает о целом семействе каламбурных прозвищ, которым наградил его Мирза, и пух и перья полетят до небес. Пока, однако, слухи до него не доходили.
- Отчасти, - согласился Пол. Прохладные отнощения с Холинхедом стали неотъемлемой чертой его работы, и сегодняшнее утро не было исключением.
- Только отчасти? Святой Джо - самый большой дундук во всей округе, и я иногда испытываю непреодолимое желание запереть его ненароком на ночь в женском буйном.
Может тогда он поймет, что к чему. - Он сделал неопределенный жест, словно отметая все подобные варианты. - Тогда остается только твоя очаровательная, но неприветливая жена. Что случилось на этот раз?
- Она решила завтра не приезжать, - нехотя проговорил Пол.
Наступила короткая пауза, во время которой двое мужчин смотрели друг на друга:
Пол - подавляя желание отвести взгляд, Мирза - беспокойно покусывая губу.
- Что я могу сказать, Пол? - произнес он наконец. - Если то, что думаю, ты тогда решишь, что я обижен на нее за то, что она так неприветливо меня встретила. Я не обижен - предрассудки, принятые при дворе раджи, достаточно выветрились из моей головы чтобы считать, будто женщины обязаны мне поклоняться. Меня больше волнует, как она относится к тебе. Она хочет тобой руководить, вот что плохо.
- Понимаешь Мирза, - начал было Пол, но неожиданно для себя остановился: он осознал, что слов, способных выразить то, что он хочет, не существует.
От сложных объяснений его спасло появление коллег: Фила Керанса, Натали Радж, Ферди Сильвы. Немедленно, с более чем британским тактом, Мирза вернулся к вариациям на тему фамилии Холинхеда, и все посмеялись, дав Полу возможность прийти в себя и даже изобразить на лице вполне сносную улыбку.
"Черт подери, что бы я делал без Мирзы?:"
Рассеянно проглотив остывший чай и даже не почувствовав вкуса, Пол обвел взглядом коллег.
"Отношение к людям. Мы пользуемся специальным жаргоном, чтобы втиснуть его в спектр от любви до ненависти. Но люди - не линии на плоскости. Они искривляются под разными углами в энном количестве измерений. Куда поместить равнодушие?
Куда-нибудь в воздух, над поверхностью бумаги. Оно не тяготеет ни к отвращению, ни к восхищению. Точка пустоты."
Нельзя сказать, чтобы он был абсолютно равнодушен к своим коллегам. Просто:
как-то равнодушен.
"И что в этом плохого?"
Возьмем ирландца Фила Керанса. В сорок с небольшим он точно знал, что не достигнет того, что у Мирзы будет наверняка, а у Пола предположительно, - статуса консультанта. Он будет честно делать свое дело в этой или другой больнице, пока не уйдет на пенсию: средняя, нейтральная личность. Но его, похоже, это уже не заботит. Пол сравнивал свое предполагаемое будущее с будущим Керанса и не знал, в какую сторону повернуть знак неравенства.
"Натали."
Впервые он увидел ее со спины и был сражен красотой черных волос, тяжело струившихся в ярком флюоресцентном свете. Настоящий же шок наступил, когда она обернулась, и он увидел плохо сложенную фигуру и скошенный назад подбородок, делавшей ее не то чтобы совсем уж безобразной, но очень невыразительной. А тежду тем, она обладала поразительной способностью возвращать к жизни совсем уже охладевших и отдалившихся от нее людей в сложных случаях хронической гериатрии.
"Она мне нравится? Так же, как и Фил, - и да, и нет. Отношение, равноудаленное от симпатии и от антипатии, но лежащее вне линии, которая позволила бы мне достичь одного из них."
То же касалось и Ферди Сильвы, иммигранта, как и Мирза, уроженца Британской Гвианы, желтокожего флегматичного человека, чьей отличительной чертой была полная невозмутимость.
"Не вызывает у меня энтузиазма это качество."
А что вызывает? Есть хоть что-нибудь? Не сегодня, не сейчас. Его мозг отказывался принять то, что Мирза сказал прямо, и то, что он сам понимал умом, но не мог принять окончательно, боясь вновь ввергнуть свое сознание в череду псевдореальных видений. Лучше как можно дольше пытаться выкрутиться.
Он чувствовал, что балансирует во времени, так же, как невообразимо медленно балансирует волчок в последние секунды перед падением. Он почти физически ощущал вращение земли, проносившее его мимо дверей удачи, открытых навстречу его альтернативному будущему. В его власти было двинуться туда, куда хотел, войти в двери, за которыми ждал полный провал, выбрать одну из полужюжины тех, где можно начать жизнь с начала, или сесть в поезд, доставивший бы его к краху, виноват в котором будет только он сам. С болезненной ясностью он мог бы нарисовать в воображении картины любого из своих будущих. Ему оставлен выбор только одного из них.
Он безучастно ухватывал обрывки разговоров.
- Кажется, молодой Рейнольдс идет на поправку. Сегодня он с пылом объяснял мне, какие цветы когда надо сажать. Нужно узнать, нет ли у нас подходящего участка.
Напрягшись, Пол связал имя с человеком - юношей, начавшим с того, что говорил матери, будто идет на работу, а сам целый день катался на автобусах, и закончившим тем, что вообше отказывался вставать с постели.
"Вылечить клочком земли и пакетиком семян. Господи, как прекрасно, что бывают иногда такие простые решения."
- В следующий раз следите за Либерманом. Сегодня утром у него под подушкой опять нашли ключ.
"Либерман - гениальный слесарь. Видит что-нибудь закрытое - открывай. Что - неважно. Его прислали сюда, когда он добрался до зоопарка Дадли, и вот:"
Пол позвякал тяжелой связкой ключей в кармане куртки.
"Какая разница между мной и тютемщиком? Никаких призов за правильный ответ."
- Пол, ты какой-то бледный сегодня. Что-нибудь стряслось?
Глаза Натали внимательно смотрели на него из-за толстых линз.
- Спал плохо, - стал поспешно оправдываться Пол. - Дежурство. Да еще эти проклятые часы:
- Если бы ты не был таким неженкой, ты бы их не замечал, - сказал Фил Керанс. - Я научился не обращать на них внимания в первую же неделю, как только здесь появился.
- Только не сейчас, - заметил Фред Сильва, бросая взгляд на часы. Пора.